Облегчив повозку, мы смогли добраться до пирса всего за несколько минут. Конечно, у нас и оставалось всего несколько минут, поэтому, бросив свою колесницу на Ист-стрит, остаток пути мы преодолели бегом. Света уличных фонарей впереди как раз хватало, чтобы разглядеть циферблат на массивной башне Паромного вокзала: часы показывали без пяти девять.
Обычно переполненное здание было почти безлюдным, и мы подбежали к окошку кассы, когда последний клерк уже закрывал его. Мы все заговорили разом:
– Подождите!
– Не уходите!
– Эй! Стой!
Сонно полуопущенные веки кассира даже не дрогнули.
– Закрыто, – отрезал он и опустил шторку.
– Неотложное дело! – крикнул Старый. – Вопрос жизни и смерти!
Шторка не колыхнулась.
– Мы детективы! – сделал попытку я. – У вас на оклендском пароме убийца!
Шторка не колыхнулась.
– Четыре доллара за три билета, – отчеканила Диана.
Шторка поднялась.
Билет до Окленда стоил семьдесят пять центов.
– Видели здесь китайцев сегодня вечером? – спросил Густав, пока клерк вручал нам билеты.
– Я китайцев вижу каждый вечер, – буркнул тот и снова скрылся за черной шторкой.
Диана показала на огромные часы, висящие на восточной стене:
– Джентльмены.
– Проклятое невезение, – сплюнул Старый, я же удовольствовался менее пристойным, но более емким: «Дерьмо!»
Было уже пять минут десятого. Часы на башне отставали.
Сделав еще один рывок, мы достигли задних дверей вокзала и выбежали наружу. Свежий бриз с залива обдал меня холодом, пропитанная пивом одежда ничуть не согревала.
Но кровь у меня в жилах застыла вовсе не от этого, температура тут была ни при чем. Я увидел наш паром.
Между ним и пирсом не было ни канатов, ни трапа, лишь полоса вспененной воды от колеса.
Паром уже отошел от причала на сотню ярдов.
Мы опоздали.
Глава тридцать шестая
Мандаринское противостояние, или Старый подходит к краю – и мы попадаем в центр переделки
Я ждал взрыва. Знал: он неминуем. Да такой, что лопнут барабанные перепонки.
Густав набрал в легкие побольше воздуху, и мне очень захотелось заткнуть уши.
Но он просто выдохнул: не последовало ни криков ярости, от которых трескаются стекла, ни забористых ругательств. Он не швырнул наземь шляпу, не затопал ногами, не начал искать, что бы такое разбить. Да что там, брат даже не попытался выместить досаду на мне. Он просто зашагал к краю пирса, за которым, пыхтя, растворялся во тьме оклендский паром.
Казалось, Густав собирается броситься вслед за паромом и побежать по воде аки посуху. Или же просто рухнет с пирса, как пленник пиратского корабля.
Я догнал его и пошел рядом. Диана пристроилась с другого боку.
Старый остановился в одном шаге от падения в залив. Падать пришлось бы долго: холодная и черная, как вечное забвение, вода колыхалась в двадцати футах под нами.
– Можно еще проверить пароходы на Гавайи, – тихо проговорила Диана. – Вдруг мы ошиблись…
– Нет, – отрезал Старый.
– Давайте вернемся в Чайна-таун, – предложил я. – Поищем…
– Нет.
Диана подалась вперед, чтобы заглянуть Густаву в лицо, так опасно высунувшись в пустоту за пирсом, что я даже вспотел, несмотря на холодный вечерний воздух.
– Вы же не собираетесь сдаться, а?
Густав избегал ее взгляда, но теперь уже не из-за смущения. Казалось, наша спутница была зеркалом, в которое он не мог себя заставить взглянуть.
– Неважно, сдамся я или нет, дело в другом: мы облажались, – сказал наконец он. – Подвели дока. Подвели девчонку.
– Еще неизвестно, брат. Может, Хок Гап до сих пор где‑то прячут. Она в плену. Столько людей ее ищут! Как знать, где она может оказаться?
Старый покачал головой:
– Если она на этом пароме, то ей нужна наша помощь. А если девушка все еще там, – он мотнул головой на запад, в сторону Чайна-тауна, – мы ей ничем не поможем.
– Стало быть, – подытожила Диана, – вы все‑таки сдаетесь.
Густав наконец посмотрел на нее.
– Мисс, сколько ни пришпоривай, а факты не изменишь. Мы облажались.
Он снова отвернулся и уставился на паром, который уже превратился в мутное пятнышко света, мерцающее в сумерках, как одинокая звезда. Мисс Корвус стояла рядом, следя за его взглядом, и я тоже. Кажется, мы первый раз за весь день просто спокойно стояли втроем; некуда было бежать и не от кого убегать. Несмотря на печальное настроение и усталость, мне даже немного нравилась передышка.
Где‑то неподалеку в такт волнам, лижущим сваи пирса, позвякивал колокольчик на буе. Вдалеке скорбно проревел гудок парома, на удивление похожий на мычание устроившегося на ночь стада. Под нами что‑то плеснуло в соленой воде – не то крупная рыба, не то морской лев. Или даже акула.
А потом ветер принес с воды другой звук.
Голоса. Злые голоса.
Густав, Диана и я одновременно повернули головы, как три лошади в одной упряжке.
Пирс выдавался в залив не меньше чем на семьдесят пять футов, и справа от нас виднелись ящики, бухты толстого каната и какая‑то будка позади них. Оттуда, с самого конца пирса, и слышались голоса. Оттуда, где кончаются и Сан-Франциско, и Калифорния, и Соединенные Штаты – конечно, смотря откуда считать. С тем же успехом там могла кончаться сама жизнь: один шаг – и падение в темную ледяную воду.
И там кто‑то был, даже несколько человек, которые, судя по тону, не очень‑то друг с другом ладили. Я не мог различить слова или узнать голоса, доносились лишь интонации. Громкий приказной тон мужчины, льстивый – женщины, издевательский – другого мужчины. И все они говорили одновременно, словно пытаясь перекричать друг друга.
Мы втроем двинулись на звук, медленно, не произнося ни слова, словно моряки, очарованные песнью сирены. Когда удалось различить отдельные фразы, мы ускорили шаг, хотя не понимали и половины слов.
Потому что говорили по-китайски.
– Хватит уже выть как обезьяны! – рявкнул мужской голос. – При мне только по-английски!
Это был не кто иной, как Крестоносец Кули-тауна, сержант Кэл Махони собственной персоной.
– Да ладно, Чарли просто сказал: «Смотри на этого ублюдка фан квай, – ответил ему другой мужчина. – Все еще считает свою бляху короной».
Голос явно принадлежал правой руке Малютки Пита – Мастеру.
Итак, в списке гостей появилось уже три имени. Остальные мы вписали, заглянув за угол будки у конца пирса. Над водой висел большой красноватый фонарь, и в его багровых отсветах мы разглядели Махони, напротив которого стояли Мастер и Чарли-Фриско, а также мадам Фонг и Длиннокосый