— Хм-м. Я их у Флинта выменял на картошку. Он сказал, что у него лишние завалялись.
— Так значит, наш шоколадный заяц оказался воришкой.
— Какой заяц? Почему шоколадный?
— Песня такая. «Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я классный на все сто»…
— Сладкий, — поправила Джей.
— Кто сладкий? — ен понял Луцык.
— Заяц. Там поется: «Сладкий на все сто». Я это на корпоратах тоже часто исполняла. Песне уж столько лет, а все еще заказывают. А особенно от нее фанатеют бухгалтерши.
— Трусы я тебе отдам, раз такое дело, — сказал председатель. — Но не прямо сейчас, конечно. Попозже. Жена заодно простирнет.
— Дарю, — великодушно махнул рукой Луцык.
— Ты пойми, я же не знал, — воскликнул Лаптев.
— Понимаю. Носи на здоровье!
— Ты, пожалуйста, уж не рассказывай никому про этот инцидент. Лады?
— Заметано. А что делать с крадуном?
— Вор будет…
— Сидеть в тюрьме?
— Нет, но понесет наказание. Но не публично. Хочешь, Флинт перед тобой персонально извинится?
— Да что ты, я же не кавказец какой-нибудь, чтобы передо мной публично извинялись.
— Чего?
— Неважно. Проехали.
— Кстати, а где мы будем ночевать? — спросила Джей.
— Забыл. Совсем замотался, — признался Лаптев. — Распоряжусь, чтобы вам сюда принесли постельное белье и матрасы.
— И пожрать, — прибавил Кабан.
— Все сделаю. Еще будут просьбы?
Молчание явилось ответом.
Лаптев связал руки Каца и, взвалив тело возмутителя спокойствия на плечо, ушел.
— А я думал, ты попросишь у Лаптева бутылку, — подначил Луцык Левшу.
— Вот еще! У меня заначка есть! — сказал тот.
— И как только в тебя столько бухла влезает?
— Вы забыли про мой дар.
— Железное здоровье?
— Про него.
— И много у тебя выпивки?
— Достаточно. Я ведь знал, что алкашку конфискуют, поэтому один бурдюк заныкал.
— Где?
— Где надо.
— И все-таки…
— Не скажу. Секрет фирмы.
— Я слышал, что преступники часто используют задний проход в качестве схрона.
— Слушай, я ведь и обидеться могу.
— И чем это чревато?
— Тогда я вам не налью.
— А кто сказал, что мы хотим прибухнуть?
— Да по вам видно… Хотя дело ваше. Как хотите.
— Ну лично я бы не отказался.
— И я, — присоединилась Джей.
— Соточка на сон грядущий была бы кстати, — поддержал друзей Кабан.
Постельные принадлежности притащил Флинт. Под единственным глазом у него сиял огромный фонарь, а лицо походило на жеваную покрышку. Видать председатель доходчиво все объяснил похитителю имущества.
А вот ужин так и не принесли. Пришлось пить «на сухую». Впрочем, им хватило ума вовремя остановиться, так что на следующее утро большинство «Изгоев» чувствовали себя нормально. Только у Кабана, выпившего больше всех, болела голова и мутило.
— Пожалуй, сегодня свалю отсюда, — зевая, сказал Левша. — Посмотрю ваш концерт, и сделаю ноги.
— Реально, что ли, пехом попрешь? — спросил Луцык.
— Транспорт бы не помешал, конечно. Но, думаю, председатель не даст. Так что придется пехом.
— А не боишься?
— Боюсь. Но бог меня защитит.
— С чего ты взял?
— А он вообще любит дураков и пьяниц.
— И по какой же категории ты проходишь?
— Догадайся.
Джей сидела на своем матрасе задумчивая.
— О чем грустишь, сестрица Аленушка? — поинтересовался Луцык.
— Почему Аленушка? — уточнила Джей.
— У Васнецова картина такая есть. Девушка на камешке у речки сидит и тоскует по своему братцу Иванушке. Ну и о чем же твоя печаль-кручина?
— Да мне Остап приснился. И он нас ругал за то, что не ищем его.
— А не сказал, где находится?
— Нет.
— Даже не намекнул?
— Не намекнул.
— А ты, видать, и не спросила?
— Не спросила.
— Ну ничего, в следующий раз спросишь.
— Думаешь, это был вещий сон?
— Ничего я не думаю. Шучу просто.
— А вот мне не до шуток. Очень сон был реалистичный. А еще Остап спросил про Гюзель.
— А ты чего?
— Соврала, что с ней все в порядке.
— Правильно сделала. Не надо Остапа лишний раз расстраивать.
— Во сне-то? — хмыкнула Джей.
— Особенно во сне, — туманно произнес Луцык.
— Поясни.
— Может быть Остап умер и к тебе приходил его призрак. А с призраками надо держать ухо востро.
— Чую в твоей голове зреет сюжет для нового романа.
— Может быть. Кстати, Кабан, ты же в снах разбираешься. К чему такое снится?
— С чего ты взял, что я разбираюсь? — встрепенулся Кабан.
— Ты же кладезь бесполезных знаний. Читал сонник Хассе и этого, как его… Нострадамуса!
— Слушай, я сегодня не в форме. Голова гудит и тошнит немного, — признался Кабан.
— Неприятный сон, — сказала Джей. — Очень неприятный.
— А мне однажды приснилось, что у меня вырос хвост, — вмешался Левша. — Черный конский хвост.
— И что дальше с тобой было?
— Проснулся. Поглядел — а ничего у меня не выросло.
Луцык незаметно подмигнул Джей и Кабану и обратился к Левше:
— А мне как-то во сне мамка мертвая пришла. Грозила кулаком, называла дураком…
— А дальше, что было? — заинтересованно спросил Левша.
— А потом предрассветный комар опустился в мой пожар, захлебнулся кровью из моего виска.
— Какой-то странный сон. На бред запойного алкаша смахивает.
— Ну знаешь, разное к нам во сне приходит. Иногда даже и бухать не требуется.
Остальные хихикнули. Пересказ песни Летова «Про дурачка» прозвучал весьма потешно.
Подготовка ко дню рождения коммуны шла полным ходом.
Дядя Франк и его многочисленные помощницы колдовали над разными вкусностями для народных гуляний. Все поселение было празднично украшено. Ради такого случая Лаптев даже временно приостановил действие сухого закона. Подготовили несколько исполинских кастрюль с пуншем и несколько бочек с брагой.
«Изгои» тоже не прохлаждались, а проводили заключительную репетицию. И если отец Иоанн присоединился к процессу сразу же, то Лаптева пришлось ждать. Когда же он наконец явился, то опять принес еду и воду. Но времени на репетицию, как выяснилось, у него нет.
— Я и так все наиграю, — заверил басист коллег по группе. — Вы только на бумажке мне напишите аккорды песен.
— А бумажку дашь? — спросил барабанщик.
Лаптев пошарил по своим карманам, достал какой-то желтый клочок и протянул Луцыку.
— А чем писать?
— Вот, — на свет появился карандашный огрызок. — Береги как зеницу ока. Письменные принадлежности у нас большой дефицит.
— А что не дефицит?
— Ослиное молоко. Удои бьют все показатели, можно вносить их в Книгу рекордов Гиннесса.
— Нет, спасибо, от этого продукта мы, пожалуй, воздержимся.
— Ну и зря. Ослиное молоко очень полезное и питательное.
— Я лично вообще никакое молоко не люблю.
— А я очень даже уважаю.
— А праздник скоро начнется?
— Через пару часов.
— А кроме нас что еще в программе?
— Моя речь. Отец Иоанн с проповедью, — тут председатель картинно поморщился. — Девушки подготовили несколько танцевальных номеров. Клаус обещал показать фокусы. Еще Ибрагим-шпагоглотатель будет.