Вынужденному быть ее нянькой Эшли скоро наскучила эта роль. Он уходил в бар или в казино, предоставляя Лорейн самой себе. А во время пересадки в порту Суэц ее горничная сбежала с ританским офицером, оставив хозяйку один на один с бытовыми вопросами. Эшли отыскал на корабле новую прислугу, но это происшествие еще больше выбило Лорейн из колеи. Она ощущала себя прокаженной, от которой даже слуги бегут в ужасе, чтобы не пропасть навсегда в диких лесах Туссии.
Большую часть времени Лорейн проводила на палубе, где чувствовала себя лучше. А сегодня путешествие должно было наконец завершиться, и ничто не заставило бы Лорейн спуститься в каюту. Она должна была увидеть берег, который станет ей домом на всю оставшуюся жизнь!
Еще раз окинув напряженным взглядом водную гладь, она достала блокнот. Свои зарисовки Лорейн делала в основном на суше: вот их огромный пароход в гавани Ньювасла, вот поезд, на котором они добрались из Порт-Саида в Суэц, вот спокойная морская гладь, а вот огромные волны во время шторма, который задержал их в Батавии на два дня. На последнем рисунке была изображена летящая за кораблем чайка. Единственный набросок, сделанный на пароходе, когда они заходили в Гонконг.
Внезапно рядом прислонился к борту Эшли. Лорейн вздрогнула от неожиданности и едва не выронила из рук блокнот. От помощника отца шел явный запах спиртного и табачного дыма, он опять проводил время в баре.
– Вы здорово рисуете, мисс!
Она только покачала головой и, убрав с лица растрепавшиеся пряди, спросила:
– Когда же мы прибудем?
Но Эшли не ответил, он смотрел на нее со странной смесью жалости и веселья:
– Вы не находите, что это очень символично, мисс?
– Что именно? – удивилась Лорейн.
– Чайка – это символ свободы, полета, жизни, в конце концов! По-тусски ваше имя произносится как «Лариса», а это означает «чайка».
Она даже отступила на шаг.
– Ты думаешь, меня будут называть «Лариса»?
– Не знаю, наверное, нет, – Эшли перевел взгляд вдаль. – Это зависит от мнения вашего будущего мужа на этот счет.
Лорейн снова ощутила тошноту.
– Даже имя мне будет выбирать он… – горько произнесла она, вцепившись пальцами свободной руки в перила, словно это могло помочь ей удержать свою жизнь в прежней колее.
– По моему скромному мнению, оно бы вам подошло, – заметил он.
– А как по-тусски «узница навязанного брака»? – поинтересовалась она. – Такое имя подошло бы мне больше.
– Нет, вы не будете узницей. Даже под пристальным надзором сэра Джереми вы всегда находили способ сберечь свою свободу. Я думаю, вам не о чем волноваться, мисс.
Лорейн благодарно ему улыбнулась.
– Вообще-то Лариса звучит совсем неплохо.
Вдруг вдали показалась небольшая черная точка.
– Чайка! – закричала Лорейн с облегчением. – Берег близко!
– Да, я вижу какой-то островок, – прищурился ее собеседник.
Через минуту чайка поравнялась с кораблем и испустила пронзительный крик прямо над их головами. Лорейн не терпелось вновь ощутить под ногами твердую почву, но окончание путешествия сулило и встречу с будущим супругом. Сердце ее тревожно сжималось. Их пароходу предстояло миновать еще множество островов за следующие два часа, прежде чем он войдет в бухту, но именно увидев в воздухе первую чайку, Лорейн отчетливо поняла, как далеко остался дом. Еще одного такого плавания она не переживет, а значит, уже никогда больше не вернется. Слезы закапали на блокнот, и Лорейн поспешила его убрать. Она плакала впервые за время путешествия, но не могла остановиться, пока не ступила на пристань в порту Ладивостока.
* * *
Поздний час не позволил Лорейн и Эшли отправиться в имение Эрдманов немедленно. На ночь они остановились в гостинице, а утром продолжили путь.
Лорейн рассматривала незнакомый город при свете дня. Он производил двоякое впечатление. С одной стороны, главная улица, на которой находилась их гостиница, была широкой и красивой. Ее обрамляли каменные здания с разноцветными фасадами, иногда украшенные колоннами или барельефами в классическом стиле. Золотились купола церквей, пестрели вывески торговых лавок и прочих заведений, цокали по брусчатке копыта лошадей и громыхали колеса экипажей. В воздухе витали ароматы выпечки и утренней свежести.
Но стоило свернуть с центральной улицы, как дорога стала пыльной и узкой и пошла вниз, открывая вид на остальной город. Каменные и двухэтажные деревянные дома были разбросаны на склонах холмов вольготно, без особого порядка, ограниченные лишь ландшафтом. Между ними вились змейки дорог, иногда оканчиваясь тупиком. Где-то дымили трубы. Город выглядел хаотичным и неопрятным.
Лорейн одернула себя, она ожидала и вовсе диких мест, а столица Приморского края оказалась вполне обжитой. К тому же она все равно будет жить не здесь, а в имении Эрдманов, так говорил ей Эшли.
Вскоре их экипаж выехал из города. Дорога стала тряской. Но Лорейн не отрывала взгляда от окна, надеясь заметить свой будущий дом.
Ее глазам открывались великолепные виды. Высокие холмы, поросшие деревьями, были словно театральные декорации, обтянутые мягким бархатом. Зеленые ватные возвышенности прорезали рыжие дороги, а иногда за окном проносились разноцветные от цветущих трав поля, фиолетовые, желтые, розовые полосы на которых казались прочерченными по линейке.
– Посмотри, как красиво, Эшли! – не удержалась Лорейн. – Эти холмы выглядят плюшевыми игрушками!
Ее спутник усмехнулся.
– Здесь холмы называют сопками, – сказал он. – И они действительно очень красивы.
– Сопки, – покатала на языке новое слово Лорейн.
Ей только сейчас пришло в голову, что теперь придется много говорить по-тусски. Не потому ли отец так строго спрашивал с нее на уроках?
Будто прочитав ее мысли, Эшли сказал:
– Ваш отец просил немного рассказать вам про семью Эрдманов, мисс.
– Что ты имеешь в виду?
Экипаж тряхнуло, и Лорейн крепче вцепилась в ручку на двери, чтобы не упасть с сиденья. Но Эшли не обратил на это внимания, а принялся рассказывать:
– Отец вашего жениха, граф Павел Алексеевич Эрдман, получил титул совсем недавно. Прежде он служил в N-ском полку в чине поручика. Но двадцать лет назад тусский государь решил, что надобно осваивать дальние регионы и поручил активно заселять Дальний Восток. Переселенцам давали льготы, крестьянам – земля, военным – земля и повышение в должности. Эрдман уехал одним из первых. Он дослужился до коллежского асессора, и за заслуги в освоении и развитии края ему был пожалован титул.
– Зачем мне все это знать? – спросила Лорейн.
Ей смутно казалось, что лорд Бриголь хотел принизить Эрдмана-старшего перед ней рассказами о его невысоком происхождении.
– Вы же знаете, мисс, как тщательно ваш отец подходит к делам, – пожал плечами Эшли. – Он счел, что чем больше вы знаете о новой семье, тем меньше шанс попасть в неловкую ситуацию. Особенно, если манеры графа Эрдмана или его сына окажутся не столь изысканными, к каким вы привыкли у себя дома.
Усмехнувшись про себя, Лорейн припомнила вспышки гнева, которым был подвержен отец. Распалившись, он мог кричать так, что, кажется, и здесь можно было бы услышать. Такие манеры тусским графам не переплюнуть!
– Также вам следует знать, – продолжил Эшли с видом пастора, читающего проповедь, – что жена Павла Алексеевича умерла вскоре после переселения в этот край. Именно в ее честь он назвал усадьбу «Елена».
– А сейчас у него есть супруга? – спросила Лорейн.
– Нет. Он был женат еще раз, но вторая жена также скончалась. Теперь он живет довольно уединенно, общается лишь с соседями.
Лорейн бросила быстрый взгляд на лес за окном и все же решилась спросить:
– А Роберт?
– Что – Роберт?
– Каков он? Ты знаешь о нем что-нибудь?
Эшли задумчиво замолчал.
– Разве сэр Джереми не показывал вам его фотографию?
Фотографию? Лорейн во все глаза уставилась на спутника, закусив губу.
– Нет. Не показывал, – ровным голосом сказала она.
– Странно, – заметил Эшли. – Неужели Эрдманы даже не удосужились сделать портрет…
Но Лорейн внезапно подумала, что это отец не удосужился его показать. После объявления помолвки он едва ли сказал дочери пару слов. А ей самой и в голову не пришло спросить его о портрете. А может быть, в этой глуши