* * *
Слухи о подпольных собачьих боях дошли до Иннокентия через вой старой дворняги с переломанными лапами. Её мутные от боли глаза словно говорили — Они там… Они делают это снова…
А собственно где?
В подвале заброшенного автосервиса воздух пропитан затхлостью и гноем. Стены, облепленные афишами с кровавыми отпечатками лап, дрожали от рёва толпы.
Я шел на звук лая — переходящего в предсмертный хрип.
— Прошу, будь медленнее, они не достойны быстрой смерти… Шептала Фауна…
Клетка из ржавых прутьев и тусклая лампа.
В центре — два пса. Доберман с вырванным глазом и стаффорд, чья челюсть сломана так, что клыки торчали наружу.
Обрюзгшие от пива и азарта зрители орали — Рви его! Рви!
Организатор, мужик в кожаном фартуке, тыкал в собак электрошоком и приговаривал — Давай сука! Заработай мне на квартиру!
Я видел такое раньше…
В детстве…
Соседский мальчишка привязал к дереву кота и стрелял из рогатки…
Тогда я не смог…
Не посмел…
Был слаб…
Но сейчас… Моя когтистая рука сжала прут клетки так — что металл завязался в узел.
Сейчас я не слабый человек в обличии мальчика.
Я — их кошмар наяву.
Иннокентий взревел. Звук, как удар грома — заставил толпу замолчать. Пришлые псы завыли в унисон, признавая зов вожака.
— Кто ты такой!? Заорал организатор, выхватывая пистолет.
Ответом стал щелчок костей. Собаки, будто ожившие тени, вырвались из клетки и окружили людей. Хриплый доберман прижал уши, а стаффорд заскулил, тычась мордой в ноги Иннокентия.
— Видишь? Прошипела Фауна. — Он боится даже свободы…
— Вижу… Как говорится — кто в клетке зачат, тот по клетке плачет. Не прощу…
Я сделал маленький шажок к организатору, но его хватило чтобы я телепортировался впритык.
— Ты любишь игры!? Мой голос звучал как скрежет железа. — Сейчас ты сам заработаешь себе на недвижимость.
Мужик оказался в клетке, ударился головой о прутья, оставляя кровавый след.
— Выпустите меня! Я заплачу! Взмолился, но поздно.
— Заплатишь… С полна…
В клетку запустили трёх псов — тех, кого с детства тренировали голодом и током.
Их рёв похож на смех демонов.
Кости ломались. Кишки, выпущенные из живота, стали верёвкой, которой псы обвязали ему шею. Зрители пытались сбежать, но натыкались на зубастых охранников у выхода.
Это ваш сучий спрос породил эти заведения!
Вы аплодировали, смеялись, жевали попкорн, пока псы рвали друг друга на потеху. Как вы вообще смеете переводить драгоценный кислород?
Паразиты…
Паразитов нужно выжигать…
Моя поднятая рука сжимается в кулак, когти впиваются в ладонь.
Тишина падает на долю секунды — даже собаки в клетке замирают.
— Никто не уйдет… Приговор раскатывается по помещению.
Стая вздрагивает, шерсть на загривках поднимается.
Рука резко опускается вниз — Рвать!
Первой в бой бросается овчарка с перебитой лапой — та, что еще минуту назад скуля, забивалась в угол клетки. Её клыки впиваются в горло ближайшего гостя — мужчины в кепке с надписью “зритель номер один”. Кровь бьет фонтаном, окрашивая экран с трансляцией боев.
Хаос нарастает как лесной пожар.
Женщина в меховом пальто пытается бежать, но спотыкается о кишки организатора. Её хватает стаффорд с перекошенной челюстью — тот самый, которого она фотографировала “на память” пять минут назад.
Подросток с пирсингом лезет на стол и кричит — Это шутка! Мы просто развлекались! Ротвейлер, чьи ребра торчат из-под шерсти, сбивает его с ног и методично отгрызает пальцы, один за другим.
Старик в инвалидной коляске отбивается тростью по морде нападающего пса. — Я ветеран! Вы должны уважать меня! Вопит он и вспоминает собаку, которую когда-то выбросил из машины на трассе…
Иннокентий идёт сквозь созданный ад. Его пальцы сжимают голову ведущего с микрофоном. Еще утром он орал — Ставки закрыты! Доберман против волкодава! Кто даст больше!?
Когда последний зритель замолкает, стая возвращается ко мне. Они облизывают раны, скулят, трутся мордами о ладони. Воздух тяжёл от металлического вкуса крови…
* * *
Моя стая — сто пятьдесят пар голодных глаз.
Они рычали, когда появился он — Рагуил. Ангел с крыльями и ржавой совестью.
Он ставил себя выше остальных… и напал на меня без причины! К счастью он оказался слаб перед моей стаей и изодранный бежал прочь!
Клянусь я бы убил его, если бы не ангел свободы — Микаэль…
Ничего, пройдет время и мои зубы сомкнуться на их шее…
Фауна заговорила со мной… — Рагуил убил меня когда-то… Вырвал сердце и бросил в реку забвения… Без моей опеки стали падать целые виды зверей… Но я вернулась — из воя собак, из рёва в клетках… И мне повезло отыскать сочувствующего человека…
— Да, моя подруга… Я отомщу… Пообещал я ангелу, слизывая кровь с когтей. — Не тебе, Боже… Ты уже мёртв. Я убью их — тех, кто думает, что может править жизнью и смертью.
* * *
Зоопарк.
Железные решетки, ржавые от слез и детских пальчиков, тычущих в клетки.
— Мама, смотри! Тигр грустный! Орал какой-то мальчуган, тыча в морду хищника мороженым, а мамаша в этот момент щелкала камерой.
— Какая смешная зверушка! Радовались дети.
Вы суки сами превратили их в клоунов!
Сперва истребили стада и привычную среду обитания, а потом — бац! И как давай “спасать” последних выживших, запирая за решетку.
“Сохранение видов”… Я плюю на табличку с этой надписью. — Сохранение для чего? Чтобы ваши детишки пялилась на них?
Благо из сторожей тут только старый хрыч с ключами на поясе и фонарем в руке. Он улыбался, рассказывая посетителям как “любит животных”
Любил… пока его не застукали ночью в клетке с козами…
Любит так… что та сгрызла себе лапу, лишь бы не чуять его запах…
Я сломал ему шею, он достоин стать только кормом, благо кабаны не привередливы…
Они скушали его с сапогом и фонарем.
А вот и свобода братья!
Собаки рвали стальные прутья как макароны.
Львы выходили первыми, гривы вздымались на ветру. Медведица впервые за десятилетия зарычала. Слоны затрубили и звук разорвал ночь. — Смотри… Фауна грустила, указывая на гепарда, тыкающегося мордой в траву. — Он забыл, как пахнет земля…
С такими персонажами по улице не погуляешь…
Мы двинулись в лесополосу.
Я — верхом на слоне, чьи ноги дрожали от непривычки к свободе.
Фауна материализовалась в обличии духа и гладила львицу, трущуюся о его бедро как котенок…
— Ты