— М-м-м… В дверь звонят.
— Лежи, — шлепает меня по заднице. — Это ужин.
Качаясь на волнах вымученного оргазма, лениво вслушиваюсь в заполняющие квартиру звуки. Так, стоп… Холодеет в груди. Я скатываюсь с кровати, натягиваю джинсы и футболку. И пулей несусь в коридор.
— Привет. Вы как тут очутились в такое время? Папа знает, где вы? — вожу взглядом от Сергея к Лешке и обратно. Они не похожи, я говорила, но сейчас у них совершенно одинаковое выражение лица… Ох, черт. Даня! Ну, ты пойди хоть оденься, что ж ты в трусах стоишь?! Делаю страшные глаза, и до него, наконец, доходит, что неплохо бы ему свалить.
— А это кто? — набычивается Лешка.
— Это… Один знакомый.
— Ага. Знакомый, — издевательски повторяет Сергей. — Может, и нас познакомишь?
— Нет, я…
— Пойдем, Леха. Че, не видишь, ей мы тоже мешаем…
— Ну-ка стойте! Я вам сейчас пойду!
Оттеснив сыновей от двери, закрываю нас на замок и, чтобы мальчишки уже точно никуда не делись, заслоняю проход собственным телом. Из спальни выходит Данил. За эти несколько секунд он успел натянуть джинсы, но вряд ли это может спасти ситуацию. Даже если сыновья не до конца поняли происходящее в силу возраста, основной мотив они уловили. И что страшнее всего, сделали из увиденного совершенно неверные выводы. Вот как им объяснить, что Данил — это так, явление временное и ничего глобально не значащее?
Ну, вот как так, а? Чертов Эдик! Дети ушли на ночь глядя из дома, а он даже не позвонил!
— Что стоите? Снимайте обувь и марш на кухню!
Я нечасто повышаю голос, поэтому этот прием срабатывает. Присмирев, парни стаскивают кроссовки и гуськом тянутся в комнату.
— Мне лучше уйти? — тихонько интересуется Даня.
— Да… — растерянно тру лоб.
— Если хочешь, я могу с ними поговорить…
— Ой, да перестань. Что ты им скажешь? Что время от времени потрахиваешь их мать? — шиплю я.
— Ты сама выбрала такой формат отношений.
— Верно. Извини… Тут твоей вины нет. Не помнишь, где я телефон бросила?
— В сумке глянь, — советует Данька, натягивая футболку. — Поверить не могу, что из тебя вылезли такие мужики.
— Иди уж, — фыркаю. — Тогда они были поменьше.
Одни звонок — Моисеев ноль внимания. Второй…
Приходит курьер с едой, Данька, наоборот, уходит, мальчишки сидят, притихнув в кухне. Пришибленные и несчастные.
— Вы можете мне рассказать, чего ко мне на ночь глядя сорвались?
— Ты сама нас звала. Что… Пошутила?
— Нет, конечно! Но ведь вы могли приехать и утром. Почему ночью, м-м-м? Вы что, поругались с папой? — сидят, молчат, как два партизана. — А-а-а, он вам рассказал, что не видать вам Мальдив? — догадываюсь.
— А ты откуда знаешь?
— И почему нам не сказала?
— Потому что это ваши дела с папой, разве нет? — Опять молчок. — Ладно. Как он вас отпустил?
— А мы не спрашивали разрешения. Он ушел — и мы ушли.
— То есть как это? Куда ушел?!
— К этой…
Ах ты ж… Скотина. Нет, это надо?! Так их расстроить и просто свалить?! А если бы что-то случилось? А если бы они ко мне не доехали! Мало ли…
Хватаю телефон и снова жму на дозвон. Раз, второй, третий…
— Ну, что, блядь, у тебя случилось?
— Где наши сыновья?
— В каком смысле? — тупит Моисеев.
— В прямом, Эдик. Где наши сыновья, я тебя спрашиваю? И почему они, конченый ты мудак, остались одни?!
В трубке отчетливо слышится женский голос. И как шуршат простыни.
— Юля, успокойся, и объясни нормально, блин, что не так?
— Это ты мне объясни, Эдик! Ты что, не в себе? Как ты мог их бросить?!
— Им скоро двенадцать лет! Взрослые мужики… Я в их годы…
— Да срать я хотела, что ты в их годы! Значит, слушай меня сюда. Если ты еще не вытрахал себе все мозги, приезжай. Кажется, назрел разговор.
— Они у тебя, что ли?
— У меня, да. Скажи спасибо, что парни благополучно добрались, не то бы я тебя… Господи, Эдик, если по твоей милости с ними что-то случится, я же просто тебя загрызу. Ты слышишь? Я вырву твое сердце и скормлю собакам…
Возвращаюсь в кухню, откуда ушла, чтобы дети не услышали нашей ругани.
— Поели? Давайте-ка спать. А по поводу отпуска не переживайте. Мы обязательно куда-нибудь съездим.
— Мы и не переживаем, — бурчит Сергей.
— То есть не из-за этого, — поправляет брата Леша.
— А из-за чего? — вцепляюсь клещом в младшего, которого всегда было гораздо проще разговорить.
— Из-за того, что вы нам постоянно врете!
— Откуда такие выводы? — напрягаюсь я.
— Ты говорила, что ничего не изменится, что мы всегда для вас самые главные.
— И это правда!
— Да папа только и ждет, как от нас отделаться!
— Я не знаю, чем руководствуется ваш папа, но мы оба вас безмерно любим. Вы самое лучше, что с нами случилось в жизни, и никакой развод это не изменит.
Глава 16
Может, я дура. Алка так точно думает, раз никак не комментирует мой рассказ, но после того, как мы с Эдиком поговорили, у меня на него даже обиды нет. Этот дурак до того влюблен, что от него не стоит ждать особого здравомыслия. Но в то же время нельзя сказать, что он совсем забил на родительские обязанности. Видно же, что Моисеев растерян и сбит с толку ничуть не меньше моего. Да и мальчишек любит. Я почти на сто процентов уверена, что когда любовный угар спадет, он здорово пожалеет о том, как расставил приоритеты. Но будет поздно. И потому в глубине души чисто по-человечески мне его даже жалко.
— И? Что думаешь делать?
— Заказывать двухэтажную кровать в детскую. Им неудобно на раскладном диване.
— Может, тебе стоит рассмотреть вариант с покупкой квартиры побольше?
— Не знаю. Мне нравится моя. Да и мальчики пока не решили, где они будут жить, когда Эдик вернется из отпуска.
— Если что, свисти — у меня есть хороший риелтор.
— Может, еще подскажешь, где на это дело взять пятьдесят-шестьдесят миллионов? — иронизирую я. Рындину послушать — так все проще простого.
В этот момент дверь в мой кабинет открывается, являя нашим взглядам взволнованного администратора:
— Юль, у нас проблема!
— Какая на этот раз?
— Диджей заболел. Что будем делать?! — истерит Маша. Растерянно оглядываюсь. Сегодня у