– Настя, это не делается столь быстро. Бракоразводные процессы иногда идут месяцами и даже годами.
– Ну, что же поделать, Джордж. Придёшь ко мне тогда, когда покончишь со всем этим, – и она посмотрела на меня невинным взором своих изумрудных глаз.
Я подошел к ней и присел рядом.
– Ну, хорошо, я обещаю, что в ближайшие дни я поговорю с женой. Я признаюсь ей в том, что люблю другую женщину. Люблю уже давно… – я обнял Настю за плечи и прижал к себе.
– Это всё лирика, Джордж. Я не хочу с тобой встречаться ровно до тех пор, пока ты не покажешь мне документы о твоем разводе.
– Настя, не надо так. Это будет чудовищно с твоей стороны. Я просто сойду с ума. Не лишай меня возможности, видеться с тобой. Я итак все эти годы жил без тебя, словно слепой отшельник. Я обещаю, что разведусь с Александрой.
– Твою жену зовут Александрой?
– Да…
– Экое гадкое мужское имя, – поморщилась она.
Я не отвечал, уткнувшись в её колени. И тут же почувствовал, что она наконец-то расслабилась и потянулась ко мне. Мы стали с ней целоваться. А после я унёс ее на ту самую кровать. Мы снова весь день и почти всю ночь занимались с ней любовью.
Вернулся я домой под утро. Когда я поднялся в спальню, то увидел, что супруги там нет. С этой ночи она стала спать отдельно от меня. Я понимал, что так больше не может продолжаться. Что я должен открыться перед нею и попросить развода. Я знал, что подобное моё поведение ужасно оскорбляет её, и что она не заслуживает такого унижения. Я всё знал и надеялся, что очень скоро, поговорю с ней обо всём. Но проходил день за днем, а я малодушничал и оттягивал наш финальный разговор.
Сначала у старшего сына были небольшие проблемы в гимназии, потом подхватил инфлюэнцию младший. И мне казалось, что еще не время признаваться Александре в моей неверности. Я знал, что всё это будет весьма страшным ударом для нее, моих родителей и дяди.
К счастью, Настя не стала ограничивать меня во встречах. И для меня началось самое счастливое время. Она часто таскала меня по всяким модным показам, дефиле, художественным салонам и выставкам. И знакомила с той самой модельной, художественной и театральной парижской богемой.
Пару раз мы были с ней на показах у весьма эксцентричного Поля Пуаре на Les Ecole Martine. Это был невероятно талантливый, но весьма странный, как и все творческие люди, толстяк с модной стриженой бородкой. Его знали все репортёры Парижа. И у него происходили самые ошеломительные и весьма помпезные приёмы. Кстати, одной из моделей на его показах работала всем известная Киса Куприна, дочь знаменитого писателя. Удивительным было то, что Настя общалась довольно близко со всеми манекенщицами Пуаре и особенно с эмигрантками из России. При встречах с Полем, она обнимала его, словно старого знакомого. Я видел, что Настю здесь знали и все любили. И я всякий раз недоумевал, отчего же я не смог найти её в те годы, когда искал. Это оставалось для меня большой загадкой, ибо я видел, как моя рыжеволосая наяда плавала в этих кругах так, словно она давным-давно лучше всех знала все эти мутные воды модельного бизнеса. Не только воды, но и потаенные течения. Все и всегда были искренне рады ей и встречали ее, как самую близкую и давнюю знакомую. И это было мистикой!
Однажды Поль подошел ко мне, словно старый приятель, и стал просить меня, чтобы я уговорил Анастасию принять участие в его предстоящем показе.
– Я давно уговариваю это «рыжее сокровище» стать моей моделью, – жаловался он. – Я делал рекламу для своего парфюмерного отделения Les Parfums de Rosine и мне очень был нужен Настин яркий образ. И представьте себе, мой дорогой, это «рыжее чудовище» отказалось мне позировать.
В ответ я лишь пожимал плечами. Я, действительно, не знал, что ему ответить. А Настя свободно заходила в примерочные, мерила там разные наряды и выходила уже преображенной, дерзкой и всякий раз новой для меня. Конечно, я тут же покупал ей все эти обновки. Правда, Поль весьма неохотно продавал свои коллекционные вещи. А когда, после её лукавых и ласковых уговоров, все же соглашался это сделать, то называл такие астрономические суммы, что у меня моментально пересыхало горло. Но я всё чаще ездил в наш банк и брал там большие суммы наличности и чековые книжки.
А потом Настя таскала меня в Les Parfums de Rosine и знакомила с Эммануэлем Булером и Анри Альмерасом. Это были знаменитые парфюмеры, создающие ароматы для дома Пуаре. Я скупал ей множество дорогих флаконов, пудру и помаду. Со всех показов и походов по магазинам мы возвращались к ней на квартиру, навьюченные огромными пакетами и дорогими шуршащими свертками.
Помимо Пуаре, Настя была знакома с Мадлен Вионне, Коко Шанель, Жа́нной Ланвин, Жаком Дусе и прочими знаменитостями в мире моды. И всюду она улыбалась, скользила шелками, сияла глазами и благоухала своим природным магическим ароматом, который я продолжал с жадностью пить, словно священную амброзию. Я любовался ею, я был ею горд. И я радовался тому, что могу тратить на неё свои деньги.
У блистательной маленькой Коко мы покупали Насте костюмы, обувь и, конечно же духи – её знаменитую «Шанель № 5». Правда, я не понимал, зачем Насте духи – ведь её собственный аромат был в разы лучше любых, самых изысканных и дорогих в мире духов.
– Настя, когда-то я очень серьезно занимался изучением запахов, – признался ей я. – Я привозил множество духов, эссенций, благовоний и эфирных масел. Я скупал их в Новом и Старом свете, буквально по всему миру. Только одного розового масла в моей коллекции насчитывалось более пятидесяти видов. Я даже купил себе несколько средневековых трактатов о природе запаха, а так же записки всем известного парфюмера из Лиона.
– Вот как? – в её глазах появился неподдельный интерес.
– Я колдовал, я творил и смешивал. Я священнодействовал в своем кабинете – сначала в Москве, а после уже здесь, в Париже. Я пытался по памяти воспроизвести твой аромат.
– И каковы успехи? У тебя получилось?
– А никаких успехов! Твой аромат невозможно повторить. Этого никому не