– А который сейчас час? – охрипшим голосом спросил я.
– Скоро полночь, – отвечала мне Настя.
– Как полночь? – не поверил я. – Настя, я, наверное, поеду сейчас домой. А завтра… Если ты не против…
– Конечно, езжай. Тебя, верно, ждёт твоя супруга, – Настя выпрямилась.
По выражению её лица и легкой отстраненности, я понял, что ей не по душе моё желание уйти домой. Я положил руку на ее маленькую ладонь и прошептал:
– Милая, завтра с утра я сразу же буду у тебя.
– Ну, хорошо, – смягчилась она. – С утра не надо. Давай встретимся в два часа дня возле церкви Мадлен. Там есть «Делоне-ателье». Мне надо заказать у Сонечки себе пару костюмов. Помнишь, я тебе говорила. А потом погуляем немного по городу или съездим на показ к Полю.
– Конечно… – я потянулся к ней губами для поцелуя. – Завтра в два часа я буду возле ателье.
В ту ночь мы с Настей еще долго целовались на пороге её квартиры, а после на ступенях парадного и даже в свете фонаря на улице. От счастья у меня кружилась голова, и мне вновь казалось, что я самый счастливый на свете человек. И вновь Настины поцелуи уносили меня в какие-то волшебные миры, даря мне новые хитроумные видения. Всякий раз, когда я касался этой женщины руками или губами, вокруг меня менялось всё пространство, превращая явь в сладкий и диковинный сон.
С ней я забывал обо всех сомнениях и страхах. Я готов был верить ей во всём. И ныне, после её близости и поцелуев, даже неизвестный шедевр великого Рафаэля Санти, написанный в начале шестнадцатого века, казался мне вполне себе обыденным явлением. А если честно, то я был настолько околдован чарами моей рыжеволосой Лилит, что готов был верить любым её небылицам. Я на время запретил себе сомневаться в реальности происходящего. Я знал, что если я начну критически рассуждать и здраво мыслить, то от всего моего рационализма может разрушиться то самое хрупкое волшебство, в которое я так нежданно окунулся со вчерашнего вечера. Я так ценил всю эту сказку, что просто боялся её сломать. А потому я просто запретил себе сомневаться по пустякам и задавать ненужные вопросы. Моё шестое чувство подсказывало мне, что я, подобно страусу, решил на время засунуть голову в песок, и что рано или поздно мне захочется подумать о Буше, Ватто и главное – о Рафаэле. И что настанет момент моего жестокого отрезвления. Остатки моего «рацио» кричали мне о том, что всё то, что я имел честь лицезреть сегодня, является ничем иным, как настоящим бредом. Похоже, думал я, моя жестокая паранойя вновь расцвела пышным цветом и несёт мне всё более хитроумные вариации измененной реальности. Похоже, это и было именно так! Но ныне я решил молчать и просто наслаждаться каждым мигом, дарованным мне расстройством моего рассудка. Балансируя меж реальностью и грёзами, я прекратил критически мыслить и гнать от себя химер. Я лишь впитывал в себя нежный образ моей возлюбленной, её улыбку, аромат и страстные объятия.
– Я хочу тебя. Смертельно, – признался я ей на ступенях парадного, когда наши поцелуи зашли слишком далеко.
– Всё будет, – шептала она в ответ. – Возможно, что даже завтра.
– Хорошо, – отвечал я.
– Мы вернёмся от Делоне, и ты начнешь писать мой портрет.
И тут я вспомнил о своём мольберте.
– Он останется пока у меня, – отвечала она, будто прочитав мои мысли. – Я положила его в свою комнату. Завтра ты начнешь писать портрет для моей коллекции. А потом будет всё остальное…
После этих слов она загадочно посмотрела на меня.
– Подожди, а те, прочие художники, тоже сначала писали твой портрет, а потом ты их тоже… вознаграждала? – чувство ревности вновь шевельнулось у меня в груди.
– Ну, что ты, дурачок. Как только тебе подобное могло прийти в голову? Конечно же, нет. Я никого и никогда не любила, кроме тебя.
В ответ я лишь качал в неверии головой, а Настя убедительно и горячо продолжала:
– Если бы ты только знал, как я тогда не хотела уезжать. И как я потом скучала по тебе. Я всё время думала о том, где ты и как тебе живётся.
И ваш покорный слуга таял, словно сливочное мороженное на солнце, от подобных признаний.
До дома я добрался далеко за полночь. А вернее – почти на рассвете. Когда я находился рядом с Анастасией, я терял счёт времени. Утром я наплёл жене о том, что моя деловая встреча слишком затянулась. И что мне пришлось вести своего компаньона в то самое «Cafe des Anglais». Что переговоры были довольно трудными. В общем, я нёс виртуозный бред и сам себе удивлялся, насколько органично я вру.
Надо ли говорить о том, что ровно в два часа пополудни следующего дня я был уже возле весьма солидного дома, расположенного недалеко от церкви Мадлен. Я сразу увидел мало примечательную и загадочную вывеску «Делоне-ателье». Ждать мне пришлось недолго. Анастасия приехала на своем шикарном фиате. А на месте водителя сидел тот самый Патрик, собственной персоной. Этот красавчик начинал уже порядком меня раздражать. Анастасия выпорхнула из авто. И я в какой раз уже подивился ее необычайно красивому и модному наряду. Она была одета в нежно бирюзовый плащ и довольно элегантную шляпку-клош. А ее роскошные волосы были вновь вольно распущены по плечам. В руках Анастасии была белая сумочка. Точно такого же цвета были и ее остроносые туфли на каблучке. Она выглядела столь изящно и в то же время броско, что многие прохожие провожали её глазами. От гордости за неё я даже на время позабыл об этом самом Патрике, который напоминал мне, то переросшего кудрявого купидона, то римского гладиатора. А впрочем, надо признаться в том, что этот красавчик смотрелся импозантно. И внешним видом весьма подходил Анастасии.
Она дала ему какие-то распоряжения. В ответ он кивнул. Фиат фыркнул и мягко покатил по мостовой. Настя улыбнулась мне очаровательной улыбкой и обняла меня. Я же был на седьмом небе от счастья. Я даже не чаял, что наступит день и час, когда эта богиня вот так вот запросто обнимет меня нежно при встрече. Обнимаясь, словно давние и близкие любовники, мы поднялись в бельэтаж и нажали на кнопку звонка. Двери открыл и шумно встретил нас, словно старых приятелей, Робер Делоне, тот самый основоположник модного тогда «орфизма». Позади него стояла молодая и довольно привлекательная