Рубщики сменялись каждые два часа: работа выматывала даже тех, кого Ассана наделила силой. Топоры мерно взлетали и опускались, рассекая толстые лианы и молодую поросль.
Лианы, толщиной с человеческую руку, оплетали всё вокруг, создавая живую паутину. Одни падали под ударами топоров почти сразу же, другие, будто резиновые, пружинили и не желали поддаваться. Приходилось рубить в несколько заходов, и это отнимало драгоценное время. К вечеру лезвия заметно тупились, каждый привал начинался с того, что дедушка доставал напильник и принимался править режущую кромку. Без этой ежедневной работы наши инструменты быстро превратились бы в бесполезные железки.
К счастью, джунгли часто расступались сами, открывая старые, звериные тропы или высохшие русла ручьёв. В такие моменты группа заметно оживлялась: можно было идти, не пригибаясь, не опасаясь хлёстких ударов веток по лицу.
Но чаще всё же прорубались. Вот Алексей опустил свой топор на вьющееся растение, дёрнул стебель на себя, отводя руку в сторону, и молнией отпрянул – в полуметре от его лица качнулась треугольная голова. Змея, потревоженная ударом, соскользнула с разрубленной лианы.
– Не убивай! – успела среагировать я, прыгнула вперёд и закрыла собой пресмыкающееся.
– Ты чего? – удивился парень, а после, вспомнив, с кем именно я общалась во снах, понимающе усмехнулся, и миролюбиво опустил орудие, которым хотел треснуть по животному. – Смотри, как бы самой в подобную тварюшку не превратиться, – подначил он, устало отёр пот с лица, и лихо мне подмигнул.
– Тебе не кажется, что подобное к подобному? – отзеркалила я, усмехнувшись.
– Что-то ты на гадюку непохожа, скорее, – и понизив голос, добавил: – тётка Клара истинная кобра.
– Эй! – наш диалог прервал оклик кого-то из ребят. – Чего стоим, кого ждём? Работаем, солнце ещё высоко!
Через пару часов Степан Анатольевич скомандовал привал, заметив, что дети начали спотыкаться от усталости, впрочем, как и пенсионеры.
Я с облегчением опустилась на поваленное дерево, покрытое мягким мхом. Рядом присела Катя, достала флягу с водой.
– Держи, – протянула она мне тару.
– Пасиб. Что-то ты бледная, – заметила я, вглядываясь в странно покрасневшие склеры её глаз.
– Сегодня чувствую какое-то странное недомогание, – призналась она. – Но ты не волнуйся, думаю, это из-за перехода, сколько уже тащимся по самой жаре? Пятый день.
– Всё же обратись к Геннадию Петровичу, мало ли. Где-то болит? Может, в определённом месте?
– Плечо чешется, – призналась она.
– Покажи, – закрутив крышку бутылки, повернулась к Катерине в ожидании.
Девушка закатала рукав. На коже виднелся небольшой ярко-красный бугорок, похожий на укус комара, а вокруг расчёсы от ногтей подруги. Я осторожно пощупала нарост.
– Твёрдый какой, смотри, в нём есть отверстие, – я наклонилась ниже, рассматривая едва заметную дырочку. – Сиди тут, я схожу за врачом.
Оставив подругу, рванула на поиски нашего педиатра.
– Дядя Гена, там Кате плохо, можете посмотреть? – мужчина сидел в окружении детей и что-то тихо им рассказывал, кажется, сказку.
– А что случилось? – мигом встал он и пошёл рядом со мной. Я быстро описала ему всё увиденное. С каждым моим словом мужчина хмурился всё сильнее.
– Катя, когда эта шишка появилась?
– Вчера днём, когда мы проходили через те густые заросли, я поцарапалась. Значения не придала… Сегодня ближе к обеду начало страшно зудеть. Я старалась сильно не чесать, не до крови, – скороговоркой закончила девушка.
Врач осторожно ощупал бугорок.
– Не нравится мне это. Евгения Ивановна, посмотрите? – кликнул он мою маму, сидевшую неподалёку, рядом с ней устроилась Елизавета Эриковна.
– Да? Что такое? – подошла она к нам.
– Взгляните, не замечаете ничего странного?
Матушка осмотрела Катино плечо, нахмурилась, наклонилась ближе и потрясённо выдохнула:
– Там что-то движется…
– Да, я подумал, мне показалось, – поправил очки на переносице Геннадий Петрович, – увы, не показалось.
Катя встревоженно дёрнулась:
– Двигается? Н-но я ничего такого не чувствую, только чешется до жути.
– Спокойно. Диана, принеси, будь другом, мой рюкзак.
Я обернулась быстро, протянула сумку врачу. Он достал небольшой ножичек в кожаных ножнах, баночку спирта этилового. Протирая лезвие, пояснил:
– Полагаю, какое-то местное насекомое отложило яйца. Личинки уже вылупились. Нужно их удалить, пока они не проникли глубже.
Катя ошарашенно замерла, а когда мужчина поднёс к её руке нож, отшатнулась.
– Не дёргайся. Я, конечно, могу ничего не делать, но, имей в виду, эти твари, если проникнут дальше, натворят много нехорошего. Личинки мигрируют под кожей, образуют новые уплотнения. Начнётся сильнейшая интоксикация, воспалятся лимфоузлы. Черви в итоге доберутся до твоих внутренних органов. А там летальный исход.
Катя зажмурилась.
– Ладно. Я готова.
Дядя Гена кивнул, протёр ваткой, смочённой в спирте, шишку и сделал надрез. Из ранки показалась вязкая жижа вперемешку с кровью, а потом вывалились белёсые, извивающиеся паразиты. Тонкие, как нити, они образовывали непрерывно двигающийся клубок.
– Фу, гадость! – послышалось шокированное.
– Боже мой! – баба Нюра торопливо перекрестилась.
Непонятно как, но мы вдруг оказались в окружении соседей, внимательно следивших за действиями доктора.
– Теперь понятно, почему нужно носить плотную одежду? – мрачно заметила мама. – Проверьте все себя. И детей осмотрите.
Обработав рану антисептиками, Геннадий Петрович плотно её (рану) забинтовал и дал Кате обезболивающее.
– Также придётся пропить антибиотики. Вот тебе амоксициллин, принимай по таблетке три раза в день, в одни и те же часы, в течение пяти суток. Каждое утро и вечер ко мне на перевязку.
– С-спасибо, – кивнула Катерина, держась молодцом. К утру у неё поднялась температура, но Геннадий Петрович заверил: это нормальная реакция организма. Главное, что паразитов удалили вовремя.
Что касается гориллы… В те часы, которые определил для перехода Вишневский, они действительно не показывались. Как и другие крупные хищники. Либо нам просто небывало, аномально везло!
Но ведь всё хорошее, как и плохое, имеет свойство заканчиваться.
По возможности ночевали на естественных возвышенностях, там, где можно было устроить круговую оборону. Лучше всего подходили огромные замшелые валуны или развилки старых деревьев. Выставляли часовых, поддерживали большой костёр. Дети спали в центре лагеря, укрытые брезентом от ночной росы. Вокруг них концентрическими кругами располагались взрослые: сначала женщины и старики, мужчины без способностей, потом одарённые.
– Четвёртый час уже, – оповестил нас дедушка на седьмой день путешествия, у него были механические часы, продолжавшие исправно работать в новом мире. – Пора бы озаботиться поиском места для ночлега.
Лишь в пятом часу нам удалось подобрать подходящее место: два массивных валуна, прислонившихся друг к другу под углом, а с третьей стороны к ним примыкнул крутой земляной откос. Получалось естественное укрытие, с одним проходом.
Только успели скинуть поклажу и