— Так сие легко разрешить, — предложила графиня, — возьмите да наградите брата моего, а не наказывайте.
Волков посмотрел на нее настороженно, а герцог удивленно, он и спросил ее:
— Как это — наградить? Что вы такое говорите? Я наказать его должен, а не наградить! Наказать за своеволие!
— Так в том и хитрость, вы возьмите, мой господин, да наградите его, как будто никакого своеволия и не было, а все было по вашему с ним тайному уговору.
— Ничего не понимаю! — Герцог покачал головой.
— Коли наградите его, то все подумают, что у вас и у брата моего был меж собой тайный сговор и что бил он горцев по вашему наущению, а ваша с ним вражда являлась лишь видимостью, чтобы все думали, как будто свару с горцами затеял он сам, а вы тут ни при чем. А теперь, как дело миром закончилось, и вам больше таиться нет нужды — и вы его награждаете.
— Это весьма мудро, — заметил Волков. — И об этом деле я буду всем говорить, что вы мне сию войну поручили тайно и тайно меня поддерживали, что вы и есть истинный победитель горцев.
Герцог смотрел то на кавалера, то на графиню, на его лице виделась растерянность, не присущая этому твердому и умному человеку.
— Какой коварный ум у вас, душа моя, — наконец произнес он. — Вы сами то придумали?
— Сама, — отвечала графиня, явно польщенная таким замечанием. — Так уж наградите братца, и все завершится благополучно, и все мы счастливы будем. А награда ему большая не нужна, ни серебра ему не требуется, ни земель с мужиками.
— И что же ему нужно? — спросил герцог.
И тут первый раз за все это время Волков почувствовал облегчение, словно камень с души упал. Брунхильда сделала свое дело: герцог больше не желал его наказывать.
— Так хоть титул ему дайте, пусть все удивятся. Братцу честь великая, а вам, мой господин, то обойдется лишь в стоимость чернил, — говорила красавица.
А Волков добавил:
— Да, мне будет великая честь, а нашему другу архиепископу Ланна от этого приключится большая изжога.
От этой простой мысли про архиепископа герцог вдруг даже стал улыбаться. Это ему очень понравилось.
— Хотел мне, значит, курфюрст Ланна устроить войну, а устроил мир с хорошим торговым договором. Что ж, изжога для ланнского попа стоит титула. — Герцог, все еще улыбаясь, повернулся и направился к столу, на ходу отдавая распоряжение: — Господин канцлер!
— Да, ваше высочество, — отозвался фон Фезенклевер, вставая.
— Запишите в разрядной книге Ребенрее, что с сего дня кавалер Фолькоф фон Эшбахт будет еще именоваться титулом барона, отныне он барон фон Эшбахт.
— Барон фон Эшбахт? Барон?! — удивленно переспросил канцлер улыбающегося герцога. — Господин Эшбахт теперь барон?
— Да, я дарую кавалеру Эшбахту и его детям право на титул. А вам, господа, я потом все объясню.
А господа, что пришли судить Волкова, сидели с каменными лицами, они ничего не понимали, лишь поглядывали на графиню: не иначе она это устроила.
Волков же низко поклонился герцогу.
— Ваше высочество…
— Я слушаю вас, барон, — отвечал курфюрст.
— Я думаю построить замок на берегу реки…
— И?
— Я думал назвать его Рабенбургом.
— А, «Замок ворона», хорошее название, под стать вашему гербу.
— Именно.
— Я понял. — Герцог повернулся к канцлеру. — Пусть отныне кавалер Фолькоф фон Эшбахт зовется бароном Рабенбургом. Так в разрядную книгу и запишите.
Канцлер, не произнеся ни слова, поклонился. А герцог взял графиню под руку и сделал Волкову знак идти за ними.
Курфюрст вышел на балюстраду, туда, где собрались люди, остановился с графиней перед ними, ответил кивком на их поклоны и произнес:
— Господа, сегодня приема не будет, мы с графиней утомлены и идем обедать. — Он повернулся к кавалеру и указал на него рукой. — Кстати, прошу вас знакомиться. Это кавалер Фолькоф фон Эшбахт, барон фон Рабенбург.
Волков хоть и не ожидал этого, но сразу нашелся — он низко поклонился всем господам, что собрались тут. А те господа стали ему в ответ кланяться. Кланялись, а в глазах их было недоумение и… неприязнь. Волков понимал их: никто не любит выскочек. Впрочем, ему было все равно. Он сегодня же, сейчас же собирался ехать в Эшбахт. У него была уйма дел — до Рождества не переделать.
⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ Конец седьмой книги
⠀⠀
⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀Конец тома второго
⠀⠀
1
Это правда.
2
Начало изречения: Malum consilium consultori pessimum est (лат.). Что означает: Дурной умысел оборачивается против того, кто его замыслил. Иными словами: не рой другому яму, сам в нее попадешь.
3
Ты знаешь язык наших отцов?
4
В меру возможности.
5
Не без везения.
6
Ты слишком суров.
7
Вполне.
8
Верую в Господа.
9
Славься Мария, преисполненная благодатью.
10
Доброе утро, сеньора.
11
Привет, как дела, сеньора?
12
Сеньора не уходите. Подождите.
13
Чрезмерно.
14
Вопрос решенный.
15
Серебро требует обсуждения.
16
От сапог.
17
Ведьмин глаз.
18
Фамильный склеп.
19
Шенк (Schenk), форшнайдер (Vorschneider) — средневековые придворные титулы в немецкоязычных странах. Шенк отвечал за вино и прочие напитки (некий аналог виночерпия, что ли). Форшнайдер — за красивое разрезание мяса, птицы и рыбы во время трапезы господина, или перед ней.
20
Solo scriptum — только Писа́ние
21
Шоссы — мужские чулки до середины бедра.
22
«Pater noster» («Отче наш», или «Молитва Господня») — основная молитва в христианской традиции. Она содержится в Евангелии от Матвея (6:9–13) и в Евангелии от Луки (11:2–4). Это единственная молитва, которую предложил сам Иисус.