⠀⠀
⠀⠀
Глава 46
⠀⠀
Весь оставшийся день Волков провел, принимая посетителей, то были и несколько сеньоров Фринланда, приехавших выразить почтение, но в большинстве своем к нему приходили купцы и главы гильдий, которые были заинтересованы в торговле с городами Маленом и Вильбургом, дорога к ним лежала как раз через его пирсы. Вместе с Волковым принимал гостей Роха. Он был рад, когда Максимилиан представлял его как друга кавалера Эшбахта и майора стрелков, важно кланялся посетителям и поглаживал бороду. Игнасио Роха даже почти не пил, в этот день его тщеславие вполне заменяло ему вино.
⠀⠀
Райхерды приехали утром, уже было жарко, когда баржа ткнулась носом в пирс. И снова работа причалов оказалась парализована. Опять собралась толпа и закрыла все проезды к причалам, опять пришлось звать стражников. Возницы горестно матерились, но что уж тут поделаешь. Тут опять были все видные люди города. Волков, его жена, сестра, Бригитт и все сопровождавшие его пришли на пристань встречать будущих родичей.
Первым, почти у воды, стоял сам Бруно Фолькоф, жених. Рядом с ним разместились Габелькнат и Хенрик, с которыми он сдружился в последнее время. Два балбеса шутили над женихом, а вот Бруно было не до шуток, юноша очень волновался, и ему было даже нехорошо от последней жары уходящего лета и от волнения. Любой на его месте волновался бы. Бруно кланялся прибывшим, всем представлялся. Волновался, волновался, конечно, но держался с достоинством. Кланялся и все выглядывал ее, свою невесту. Наконец появилась и она, ее вел сам первый консул земли Брегген Николас Адольф Райхерд. Невеста была в прекрасно расшитом платье красного атласа, а лицо ее закрывала вуаль. Отец сам помог дочери взойти на сходни и спуститься на причал, сам подвел ее к жениху. Бруно низко поклонился им, Райхерд уважительно кивнул ему, а невеста так низко присела в книксене, что казалось, будто она уселась на доски пирса. Волков едва не засмеялся, с трудом удержался, видя, как Бруно волнуется. Вот он — самый трепетный момент в жизни юноши. Молодой человек с замиранием сердца ждал, когда же невеста поднимет вуаль. И вот она по настоянию отца отвела с лица легкую ткань и снова присела в низком книксене. Бруно смотрел-смотрел на нее, а потом повернулся к дяде. Юноша успокоился. Да, было видно, что двадцатипятилетняя женщина оказалась не такой уж старухой, как он думал, да еще и не была она некрасивой.
Когда Бруно посмотрел на дядю, тот сделал жест: подайте же даме руку. Бруно кивнул и подал невесте руку. И уже он, а не отец повел прибывшую прочь с пристани, туда, где были кареты. Девица оказалась с него ростом, но видно, что поплотнее. Тут кавалер и разглядел ее. Может, чуть тяжела, не так изящна, как Бригитт, не так ярка, как Брунхильда, но вовсе не стара, да и некрасивой ее никто бы не посчитал. Урсула Анна де Шанталь, урожденная Райхерд, даже была мила. Волков подумал, что, выдайся случай, он, может, и сам не пропустил бы такую. Потом из лодки вышел ее дядя, брат ландамана, Хуго Георг Райхерд. Он сам, а не следующие за ним няньки, вывел ее двух детей. Все должны знать, что она плодовита и что может рожать бодрых и здоровых малышей. Да, Урсуле Анне де Шанталь было чем гордиться помимо знатного имени. После из прибывшей баржи стали выходить и другие люди.
Толпа стала напирать, всем хотелось посмотреть на невесту. А Волков пошел к ландаману. Невеста, ее дети, его племянник… Это все интересовало его постольку-поскольку… Для генерала главным тут был Клаус Адольф Райхерд, первый консул, ландаман земли Брегген.
— Рад вас видеть! — Генерал поклонился будущему родственнику.
— И я рад, — отвечал Райхерд. — Тем более что для вас у меня хорошие новости.
«Надеюсь, ты привез мне договор о мире, который ратифицировал совет кантона».
— Мы поговорим об этом, как только представится возможность, а сейчас позвольте, господин ландаман, я представлю вам мою супругу. — Волков повернулся к жене. — Господин Райхерд, это моя супруга Элеонора Августа фон Эшбахт.
Элеонора Августа величественно, насколько позволял ей живот, присела и склонила голову.
— Наслышан о вас, добрая госпожа, — кланялся ей в ответ ландаман, — вы же урожденная Мален.
— Так и есть, — важно отвечала Элеонора Августа.
— Большая честь, — говорил Райхерд, — большая честь.
«Хорошо, что я взял сюда жену. Эти Райхерды такие же, как и Кёршнеры, купчишки из мужиков, перед любым титулом готовы кланяться».
На открытом месте поставили навесы от солнца, ставили кресла, столы, лавки. Из соседних трактиров прибежали люди, прикатили бочки с пивом и вином, за трактирами резали свиней, телят, кур, овец. Готовился пир, о котором Волков и не подозревал поначалу. Оказалось, что пир в честь его дома и дома Райхердов готовы оплатить гильдии города Лейденица. «Ну что ж, хорошо». Но во главе пира, на первых местах, сидеть в этот раз не ему. Там было место для Урсулы Анны да Шанталь и его племянника Бруно Фолькофа. Умудренная жизнью женщина, чтобы успокоить молодого человека, время от времени похлопывала его по руке и что-то ему говорила, а он, юноша пятнадцати или шестнадцати лет, слушал ее и, соглашаясь, кивал.
Скучно на пиру никому не было, менее всех самому Волкову. Он, Райхерд, Роха и еще полдюжины господ, в том числе советник Вальдсдорф, собрались под навесом чуть в стороне от всех, и там, между тостами, ландаман представил Волкову человека:
— Второй секретарь совета земли Брегген, господин Пинотти.
Пинотти поклонился кавалеру и достал из шкатулки большую печать.
— Господин кавалер, совет кантона Брегген большинством голосов ратифицировал договор с вами. Эту печать и свою подпись я поставлю на вашем договоре, и мир между вами и землей Брегген будет считаться свершившимся.
Волков сделал знак Максимилиану: подайте договор. Говорить он не мог, только смотрел, как второй секретарь совета расписывается и припечатывает бумагу большой печатью. После генерал взял бумагу. Ему пришлось приложить усилия, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Это была очень важная бумага, эта бумага была последним камнем в фундамент, на котором он собирался строить здание примирения