Приехал в Эшбахт, а там на главной улице столпотворение: мужики и бабы. Генерал уже заволновался, думал, свара какая, но пригляделся — все в чистом, и все у церквушки собрались. Оказалось, праздник какой-то, отец Семион читает праздничную проповедь, а все люди в церковь уже не влезают. Волков звал попа после службы к себе, и тот, придя, сказал:
— Так то еще не все пожаловали, праздник-то малый, на большой праздник, на святую Пасху, когда вы еще на войнах были, так мне приходилось из храма выходить, чтобы меня люди хоть увидели. А многим на службах от духоты и скученности дурно делается, особенно бабам беременным.
— Если бы деньги, на храм отведенные, ты не своровал бы, то и храм получился бы побольше, может, и не пришлось бы выходить к пастве на улицу, — невесело напоминал ему кавалер. — И бабам беременным оставалось бы чем дышать.
Но эти замечания дела не меняли. Поп повздыхал, глазки позакатывал, призывая святых в свидетели, что тогда его черт попутал, а потом и сказал:
— Нам еще два храма нужны: один в амбарах, а один у новых домов. Много народу уже у амбаров селится. А еще бы у реки, где вы мужиков селите, — там особенно нужен, там мужики все новообращенные, из еретиков, там и поп опытный надобен, и храм большой.
И разве он не прав? Мужики сюда силой приведены, силой возвращены в лоно истиной церкви. Они уже разбегаются, за ними нужен глаз да глаз. И храм туда надобен, и к нему поп хороший нужен, и новые люди Сычу в помощь, чтобы у новых домов безотлучно были. И у амбаров стража нужна, там скоро складов и прочего добра столько будет, что и ловкие воровские людишки заведутся. Все нужно, а это деньги, деньги, деньги. А еще строительство, дороги, кузницы водные. Замок! Где столько серебра набрать? Никаких тебе сундуков не хватит.
⠀⠀
Дела сами не делаются, и как бы ни умны были помощники: и Бригитт, и Кахельбаум, и Ёган, и Сыч, — но всяким вопросом, который подразумевал надобность платить деньги, Волков предпочитал заниматься сам. А еще посетители к нему шли, как к праведному попу за благословением, в очереди стояли. Эшбахт ожил. Из мертвого угла, где обитали лишь кабаны да дюжина тощих мужиков, он за два года превратился в землю живую, шумную. А как купчишки поняли, что войне конец и мир на реке будет, да еще и дорога от Малена до пирсов протянется, так все захотели свои склады и лавки на берегу ставить. И что было особенно важно, так это то, что местные сеньоры, из тех, что раньше с покойным графом дружбу водили, стали к генералу своих управляющих присылать, спрашивать, не дозволит ли он им в амбарах склад поставить.
За потоком бесконечных дел кавалер чуть не забыл про дело важное. Хорошо, что пришел к нему на ужин Бруно и напомнил:
— Дядя, время собираться, через два дня нам уже в Лейдениц на смотрины моей невесты ехать.
— Черт, — выругался генерал, — совсем из головы вон. С этими хлопотами о всех важных делах позабудешь.
— Господи, чего же вы нечистого в доме поминаете непрестанно? — забубнила мать Амелия и стала креститься.
— Смотрины невесты? — оживилась госпожа Эшбахт. — И я хочу там быть, господин мой, возьмите меня с собой.
— Госпожа моя! — удивился Волков. — Куда вас взять? В Лейдениц — это через реку плыть. С вашим-то чревом… Вам рожать не сегодня-завтра, а вдруг в дороге вам приспичит.
— Дотерплю! — сразу стала кукситься жена. — После рожу. Возьмите.
— И правда, куда вам, моя дорогая, — поддержала Волкова монахиня, а такое бывало нечасто, — на лодках плыть, через реку. Да ну их к шутам, еще потонем.
Но Элеонору Августу было не остановить, она начинала потихоньку плакать, уже и слезы показались.
— Беспутную недавно в Мален брали, а меня, законную, Богом данную, никуда не берете.
— Через реку плыть, душа моя, куда же вас такую? — снова попытался отговорить ее Волков.
— Нет, хочу быть на смотринах, — уже рыдала жена.
Волков подумал немного и решил, что жена его — представительница фамилии Маленов и будет придавать вес на встрече. Малены, что ни говори, род старый, род известный. И он сказал:
— Хорошо, дорогая моя, поедемте.
Жена неуклюже и торопливо встала, полезла к нему целоваться, в благодарность. Довольна была, и то хорошо, хоть не рыдала больше.
⠀⠀
То, что дома Эшбахтов и Райхердов решили соединиться в матримониальном союзе, знал, кажется, весь город Лейдениц. Работа причалов была парализована. Толпы собрались у пирсов, когда люди прознали, что Эшбахты уже грузятся на баржи в своих амбарах. Когда баржа причалила и Волков с женой, племянником и сестрой, а также с Бригитт, Сычом, Рохой и своим выездом выходил на пирс, то толпа начала напирать. Хорошо, что власти додумались собрать стражу.
— А кто жених? — доносились вопросы из толпы.
— Да вон тот, в белом.
— Тонконогий какой!
— Мальчишка совсем.
Кавалер к этому всему привык, не впервые толпы собирались, чтобы рассмотреть его, а вот Бруно и сестра были едва живы от волнения, их пришлось даже подбадривать.
— Ну, племянник, не вздумайте еще тут упасть, — говорил кавалер. — Дорогая моя, может, вам дать вина?
А вот жена его выходила на пирс из баржи весьма важно и уверенно, несла свое чрево даже горделиво. Молодые господа из генеральского выезда подавали ей руки, она же спускалась по сходням с высоко поднятой головой. Ей все нравилось. И Бригитт, которая выходила на причал под руку с Максимилианом, тоже. Она была прекрасна. А на пирсах их встречали, низко кланяясь, городской голова Лейденица Хофман и члены городского магистрата. И головы купеческих и иных городских гильдий. Волков даже подумывал, как бы это все не имело для него неблагоприятного продолжения, уж не донесли бы герцогу благожелатели, что здесь, в южных землях Ребенрее, он, кавалер Фолькоф, ведет себя как фигура самостоятельная, независимая. Впрочем, куда уж быть еще более независимым, если ты сам войны начинаешь и сам их заканчиваешь. Но все равно, излишнее внимание ему сейчас, перед встречей с герцогом, скорее вредило.
А дело тут было нешуточное: война Эшбахта против земли Брегген почти парализовала на целых два летних месяца торговлю в верховьях Марты. Весь южный Фринланд был рад, что раздор меж сильными врагами кончается миром. Все ждали новых сделок, новых цен, новых товаров на