Марина делала снимки. Огороды были неширокие, вытянуты в длину. На второй улице дома были с одной строны, со второй – лес, причем огороды шли не поперек, а вдоль улицы. Вот почему усадьба Вершининых примыкала ко всем трем участкам. Дом родителей Киры был из бруса, он сразу строился, как загородный дом, по размеру он был не меньше дома Олениных. Обширная терраса внизу с креслом-качалкой, просторный балкон наверху. Большая часть земли была газоном, у калитки розовели пионы, да у дальнего забора маячили несколько кустиков смородины.
– Какая идеальная дача! – восхитилась Марина, – Настоящее место отдыха, а не тяжелого труда.
– Да Ирина Валентиновна никогда не любила копаться в земле.
– Это – мама Киры? Так, значит, Вершинины не продали дачу?
– Точно не скажу. Но судя по виду участка, хозяева – те же.
На всех трех дачах не было видно ни души. «Будний день, не у всех же сейчас отпуска», – подумала Марина.
– Пойдёмте на реку, – попросила она.
С высокого берега Марина сразу увидела остров, отделенный протокой, неширокой, по меркам реки Обь, но примерно в половину Москва-реки. Остров зарос высокими тополями, а по краю какими-то кустами.
– Там, за островом, фарватер проходит, – комментировал Юрий.
Марина сфотографировала панораму реки с островом, и собралась спуститься на пляж. С песчаного бережка шла круто вниз тропинка, но никакого пляжа не было. Внизу зеленели сплошные кусты ивняка. До берега реки надо было пройти метров сто. Там, у самой воды виднелись купальщики, слышались голоса, детский смех.
– Где же ваша отмель?
– Да вот она, эти кусты позже на песке выросли. Раньше река по весне разливалась и смывала всё, а потом немного обмелела, отступила – вот и кусты. Если спускаться, лучше босиком.
Марина решила все же спуститься вниз и сбросила полукеды, песок приятно щекотал кожу, ноги утопали по щиколотку. Юрий постоял наверху, потом разулся, закатал брючины и неожиданно легко вприпрыжку сбежал вниз, обогнав Марину.
Глаза его заблестели мальчишеским огоньком.
– Ёлки, как все изменилось! Здесь скала была, выступала из песка. Вот она, скала, мы всегда сидели на ней, когда я с Пашкой приезжал на день рожденья, каждое лето, лет семь подряд. И в тот день мы здесь были, купались, загорали, выпивали, и ни о чем плохом не думали, – в его голосе прозвучала грусть.
Он выбрал место на краю черной скалы, невысоко выступающей из центра зеленой травяной полянки среди кустов, и присел, толстый лысый мужик, вспомнивший детство и юность. Черные плоские камни, сглаженные водой, едва выступали из песка. Наверное, они были удобны для сиденья молодой компании.
Марина посмотрела наверх. Деревня скрылась из вида почти полностью, над краем песчаного откоса виднелись только заборы крайних огородов. «Да, пожар отсюда не видно, разве что дым».
Она сделала фото берега от скалы. Ефимов уже успокоился и с улыбочкой предложил Марине присесть рядышком. «Ещё чего!» – подумала Марина, но сказала:
– Большое спасибо, Юрий Васильевич, за прекрасную поездку! А теперь пора ехать обратно, – повернулась и быстрым шагом стала подниматься в горку.
В самый неподходящий момент, когда Марина преодолевала последние метры вязкого песка, неожиданно в сумочке зазвонил телефон. Она рывком выбралась на ровное место и бросила тапки на траву. «Да сейчас я, сейчас!»
– Марина! Почему не звонишь? Я уже два часа как с работы пришла, телефон в кармане таскаю, а ты не звонишь.
– У меня все в порядке, тётя Катя, – ответила Марина.
– А запыхалась почему? За тобой гонятся? Ты где?!
– Нет-нет, не беспокойтесь, я вам позже перезвоню. Спасибо!
На обратном пути у Марины не было больше вопросов к Ефимову. Едва кончилась тряская проселочная дорога, он задремал и даже похрапывал во сне. Таксист включил легкую музыку, но Марина не могла расслабиться. Разговор с Юрием Васильевичем Ефимовым добавил неопределённости в стройный сюжет книги.
«А ведь был у Юрия мотив – зависть к Павлу. А ещё могла быть и месть за Лилю, и ревность к Лизе. И возможность была: он был один, как ушел с речки на дачу, его никто не видел. Пьяный был, разозлился, поджег друга, а сам убежал на дачу и притворился спящим?»
Вернувшись домой, Марина старательно работала каждый день, набирала на компьютере свои мысли. «Причешу потом». Но любовный роман почему-то всё время скатывался к детективу.
«Знойное лето девяносто четвертого года. Тем летом в Лесновке все были переполнены любовью. Жили ею, дышали, говорили, пели и молчали о ней. Знавшие друг друга с детства, парни и девушки из одной компании вдруг как очнулись – и увидели друг друга совсем иначе. Котел страстей закипел.
Лиза – звезда, центр внимания всей компании, на неё поглядывают все парни, ей поёт свои песни Миша, по ней вздыхает Саша, она нравится Юрию, ей клянётся в вечной любви Павел, даже ненормальный Вадик выбрал её объектом страсти».
Но при этом Миша приударил за Полиной (а вдруг обломится?), Павел не забыл Лилю, прошлогоднюю симпатию, а сама Лиза (почему-то тайно) обещала стать женой Роберта.
Как она могла его обмануть? Да это же легко понять. Стоит только посмотреть на внешние данные. Роберт – неяркий, нешумный, неброский, суховатый, стрижка короткая, серые глаза, очки, что в деревнях всегда считалось большим дефектом. Лиза росла в глуши, в каком-то райцентре. А Павел – красавец, волна каштановых волос, брови черные, глаза – карие, весельчак и балагур, душа любой компании, на голову выше брата и шире в плечах.
Конечно, Роберт уже врач, это внушает уважение. Но он сильно занят работой, наукой, развлекаться некогда. И денег пока немного. Девяносто четвертый год. Бюджетники сидели без денег, учителя забастовки устраивали. Наша мама примерно тогда начала массажем подрабатывать, а нам с Машей на колготки денег не было, каждый день дырки зашивали, чтобы в школу пойти. И ещё – Роберту некогда ухаживать. В эти роковые дни он работает, он приедет только на выходные. А Павел – здесь, рядом, говорит нежные слова, в глаза заглядывает. К тому же – успешный спортсмен и знаменитость, при деньгах и с квартирой, в перспективе с ним можно объехать полсвета.
Почему – тайно? А потому – тайно, что не была уверена в своих чувствах. Лиза – не легкомысленная дурочка, все говорят, она не торопится кидаться при всех клятвами. Девушка выжидала, разбиралась в себе самой. И – как тайфун,