Кстати, про «написать». Как говорила моя бабушка, лучшее лекарство от хандры – работа. Мое состояние, в котором я пребываю на данный момент, с трудом подходит под определение «хандра», но попробовать поработать можно. Я принимаюсь за свою статью. На удивление работа идет легко, я довольна результатом. Я уговариваю себя не думать о плохом: «Статья понравится, мне предложат новую работу. Меня ждут хорошие перемены в жизни». Я звоню Вере Яковлевне, мы договариваемся о встрече. Вот только, Петр просил меня не ходить пока в «Парадиз». Я думаю, что ничего страшного нет, если мы с Верой Яковлевной минут десять посидим в нижнем кафе. Там уютно, и нам обеим удобно добираться. Я не собиралась заходить в казино, и подниматься к Виктору. Виктор ловит меня в дверях.
– Ребята сказали, что ты здесь, как я рад. А почему ты не зашла?
Я мнусь, не зная, что придумать, не говорить же, что мне Петр не советовал ходить в «Парадиз».
– Мне пора, – удается выдавить мне из себя.
– А давай, я тебя провожу.
Виктор берет меня за руку, и мы не спеша идем. Сегодня чудесный день, настоящее лето. Я жмурю глаза от удовольствия. Еще какой- то месяц и осень вторгнется в тепло, ворвется серыми моросящими дождями, белыми туманами. Но сегодня для всех и бесплатно – безмятежное синее небо и зеленые газоны. Отчаянно цветут цветы, как будто чувствуют, что им остается немного. Виктор встревожен.
– Что- то случилось? Ты не такая, как всегда.
– Виктор, скажи, в моей чашке был яд? Меня хотели отравить?
– Нет, конечно. Сливки были некачественные, поэтому была необычная пленка на кофе.
Я задумываюсь. Петр не советовал мне заходить в казино, но про Виктора он ничего не говорил. Я решаюсь рассказать. Пусть с кофе я ошиблась, но были же, были другие случаи, когда, мне кажется, покушались на мою жизнь.
Виктор внимательно слушает мою эмоциональную речь. Верит он мне? Я смотрю в его глаза, нет ли в них насмешки, снисходительности. Он серьезен.
– Девочка моя, – он берет меня за руку, – выходи за меня замуж, и никакая тварь не посмеет тебя обидеть. Я смогу защитить тебя.
– Что ты такое говоришь! Мы же договорились! Сорок дней не прошло, как умер мой жених, свадебное платье до сих пор висит в моей комнате!
– Свадебное платье я отвезу в салон, а расписаться мы можем после сорока дней. Нас распишут без очереди, когда ты скажешь. С этим проблем не будет. Венчаться я пока не смогу.
– Ты не хочешь со мной венчаться?
– Нет, что ты, дорогая, как ты могла такое подумать?
– Потому что церковный брак трудно расторгнуть
– Ирочка, я некрещеный, – Виктор забавно трет пальцем нос, – но я обещаю тебе решить эту проблему. Я, надеюсь, ты – православная? Хотя ради тебя я готов принять любую ортодоксальную религию.
Вечером упаковываю свое свадебное платье и фату в коробку, и Виктор их увозит. Весь день я в смятении. Почему я не сказала твердое «нет». Виктор может подумать, что я согласна на брак с ним. А разве нет? Нет, этого не может быть! Я пытаюсь разобраться в своих чувствах, мне трудно сосредоточиться на работе. Аглая Кузьминична устала делать мне замечания. Вечером проходится задержаться на работе. Выхожу поздно. Машина Виктора. Сколько же времени он меня ждет?
– Виктор, что же ты не позвонил?
– Не хотел тебя беспокоить. Если ты задержалась на работе, значит, у тебя были неотложные дела.
– Но у тебя никогда не бывает свободного времени.
– Для тебя я всегда свободен. Ничто в этой жизни для меня не может быть главнее, чем ты.
Виктор в хорошем настроении, он всю дорогу улыбается. Машина мягко катится по шоссе, я отдыхаю в мягком кресле. Играет моя любимая музыка композитора Алексея Рыбникова из оперы «Юнона и Авось»: «Я тебя никогда не забуду…». Виктор постарался, купил новые музыкальные диски специально для меня. Что еще мне надо? Чего я раздумываю? Мы подъезжаем к дому. Виктор заносит большую коробку и пакеты.
– Это для тебя, сюрприз.
Я стою, остолбенев. Я догадываюсь, что там может быть. Мама открывает коробку. Белое воздушное чудо переливается и сияет стразами и бусинками. Нет, этого не должно быть!
– Я попросил, чтобы по старому платью подобрали твой размер, и чтобы стиль был тот же.
– Подойдет, подойдет – за меня отвечает мама.
– Если не подойдет, то можно поменять на другое, – Виктор с тревогой смотрит мне в глаза. – Ты не думай, я не смотрел на это платье, жених не должен видеть платье невесты до свадьбы, примета плохая.
Виктор уезжает, мама принимается ворошить пакеты. Комната становится похожа на сказку. Свадебное платье облаком закрывает диван.
– Ира! Посмотри! В жизни не видала такой красоты! Ну, что ты стоишь? Примерь.
Спорить с мамой бесполезно. Виктор предусмотрел все мелочи, которые могут мне понадобиться, белье, перчатки, носовые платки. К платью он привез на всякий случай две пары чудесных туфелек. Кожа мягкая, тонкая, на ноге сидят, как тапочки, несмотря на каблук. Я встаю перед большим зеркалом. Я ли это? Сколько же может стоить такое великолепие?
– Принцесса! Принцесса! – не унимается мама.
Она скачет вокруг меня и, как маленькая, хлопает в ладоши от радости.
Ночью сплю плохо. Опять снится мой старый сон. Я иду в новом платье. Четко вижу каждую деталь своего наряда. Коридоры набиты людьми, я пробираюсь сквозь толпу, роняя стразы с подола: я должна дойти до него. Мой жених – Виктор? Я не уверена. Я должна успеть, а то случится непоправимое. Что? Я не знаю. Душно, мне нечем дышать. Сергей? Что делает он на моей свадьбе? Он прикасается холодной рукой к моей шее. Я кричу и просыпаюсь.
– Доченька, Ирочка, ты кричала. Что случилось?
Мама прижимает меня к себе, гладит волосы.
– Мне страшно.
– Не бойся, я с тобой.
Мама ложится с краю на мой диван, так вместе, обнявшись, мы засыпаем.
Утром вскакиваю, как ошпаренная. Проспали! Бегом ношусь по комнате, собираясь на работу. Виктор каждое утро лично отвозит меня в город. Вечером не всегда у него получается, такая работа, но каждое утро по нему можно часы проверять. Выскакиваю за калитку. Его нет! Тревога заползает в душу. Пытаюсь позвонить Виктору на сотовый телефон. Он отключен. Опоздала на работу на час. Аглая Кузьминична не находит слов от возмущения. Пусть ругает, мне не до нее. Еле дождавшись обеда, несусь в «Парадиз». По дороге, как молитву повторяю: «Господи, пусть ничего не случилось с Виктором, пусть ничего