Равным образом, можно отметить особое и весьма своеобразное возбуждение всюду, где какой-нибудь выдающийся индивид, скажем, художник, вступает в соприкосновение с уголовным процессом. Теоретически все бюргеры равны перед законом, однако на практике каждый случай стремятся рассматривать как исключение, то есть как уникальный опыт. Указание на его индивидуальный характер может по меньшей мере послужить смягчающим обстоятельством; поэтому в судопроизводство все сильнее проникает медицинская, а в последнее время и психологическая экспертиза, равно как, в известных случаях, и социальные показатели.
В соответствии с этим, для человека, обладающего ярко выраженной, скажем, писательской индивидуальностью, этот процесс превращается в особую разновидность рекламы, в форум, с которого единичный человек обвиняет общество. Мы уже касались той оценки индивидуального существования, которая выражается в ожесточенной борьбе за отмену смертной казни и находится в странной диспропорции с количеством случаев умерщвления еще не рожденных детей.
Все это подтверждает тот факт, что в этом пространстве мы обладаем каким-либо рангом в той мере, в какой обладаем индивидуальностью. Что здесь, как и всюду, имеются определенные правила борьбы, разумеется само собой: как оружие в ход пускается именно индивидуальность, и этот факт, быть может, наиболее удачно отразился в обретших уже популярность словах о том, что дорога открыта для сильных.
А кто именно здесь является сильным, это в разъяснениях не нуждается.
41
Тот факт, что тип уже не причастен к такой иерархии, в этом пространстве может быть истолкован лишь как признак отсутствия ценности. Цель воспитательной работы, которую бюргер проводил с рабочим, состояла исключительно в том, чтобы сделать его представителем этой специфической иерархии, — чтобы решительным образом привлечь его к продолжению старой дискуссии. Тем не менее в наше время стало очевидным, что продолжать ее уже никак невозможно.
Поэтому стоит, быть может, серьезнее задуматься над тем обстоятельством, будто бы тип лишен ценности, чтобы посмотреть, не содержится ли уже именно в нем указание на иерархию совсем иного рода. Лучше всего начать с отношения человека к числу, потому что упрек в отсутствии ценности любит рядиться в формулировку, согласно которой единичный человек превратился в некую цифру.
Произошедшее здесь изменение лучше всего выразить так: в XIX веке единичный человек изменчив, а масса постоянна, тогда как в XX веке, напротив, единичный человек постоянен, а формы, в которых он является, обнаруживают большую изменчивость. Это связано с тем, что потенциальная энергия жизни требуется во все возрастающей мере, — а это предполагает минимальную степень сопротивления со стороны единичного человека. Масса по сути своей лишена гештальта, поэтому оказывается достаточным чисто теоретического равенства индивидов, подобных кирпичам, из которых она слагается. Напротив, органическая конструкция XX века представляет собой кристаллическое образование, поэтому от выступающего в ее рамках типа она в совершенно иной степени требует структурной оформленности. Жизнь единичного человека становится из-за этого более однозначной, более математической. Поэтому не стоит уже удивляться, что число, а именно точная цифра, начинает играть в жизни все бльшую роль; это связано с характером типа, который подобен маске и о котором уже заходила речь.
В качестве эквивалента революционному вторжению физиогномики в конце ХУП1 века следует назвать на первый взгляд загадочное возрождение астрологии, коему мы были свидетелями. Это увлечение имеет столь же мало общего с классической астрологией, сколь хиромантия — с современной дактилоскопией. Скорее, оно соответствует имеющейся у типа склонности ссылаться на точное расположение светил. Там, где сливаются индивидуальные различия, повышается значение гороскопических предначертаний.
В соответствующей мере изменяются и средства идентификации. Для того чтобы установить тождественность собственного Я, индивид обращается к ценностям, которые отличают его от других, — то есть к своей индивидуальности. Напротив, тип выказывает стремление отыскать признаки, лежащие за пределами единичного существования. Так мы сталкиваемся с математической, «научной» характерологией, например, с расовыми исследованиями, простирающимися вплоть до измерения и исчисления кровяных телец. Пространственному стремлению к единообразию во временим плане соответствует увлеченность ритмом, в частности, ритмом повторений, что приводит к стремлению видеть во всеобъемлющих картинах мира ритмически-закономерные повторения одного и того же основного процесса.
Не менее показательно, что начинают меняться и представления о бесконечном. Обнаруживается тенденция, стремящаяся схватить в цифрах как бесконечно малое, так и бесконечно большое, атом и космос — «звездное небо надо мной». То же и в случае бесконечно малых расстояний; возникает особое искусство измерения колебательных процессов, в котором определенная роль не без основания отведена кристаллу. Наконец, бесконечно малый отрезок развития тоже теряет свой неопределенный характер; вариация, с ее нескончаемой конкуренцией индивидов, в ходе которой развиваются виды, становится мутацией, которая внезапно и решительно выступает на свет как определенная величина.
Все эти процессы поддаются толкованию лишь в том случае, если за ними угадывается господство гештальта, которое подчиняет себе смысл типа, то есть рабочего. Гештальт нельзя постичь с помощью всеобщего и духовного понятия бесконечности, но только с помощью особенного и органического понятия тотальности. Эта завершенность приводит к тому, что цифра поднимается здесь до совсем иного ранга и выступает в непосредственной связи с метафизикой. Разве не понятно, что в то же мгновение должна измениться и физика, что она должна приобрести характер волшебства?
Не менее важно и то, каким способом цифра проявляется в повседневной жизни. Его можно наблюдать на примере тех в равной мере неприметных и упорных посягновений, в которых она пытается заменить собою фамилии людей. Об этом свидетельствует уже алфавитный порядок бесчисленных указателей и регистров, которые позволяют получить сведения о единичном человеке. Этот алфавитный порядок придает буквам значение цифр, и перечисление имен в старой офицерской табели о рангах сильно отличается от такого перечисления в современном телефонном справочнике.
Подобно тому как растет число эпизодов, в которых единичный человек появляется в маске, учащаются и те случаи, когда его имя приходит в тесное соприкосновение с цифрой. Это происходит в многообразных и ежедневно умножающихся эпизодах, когда можно вести речь о подключении к чему-либо. Энергетическая, транспортная служба и служба новостей выступают в качестве поля, в координатной системе которого единичный человек может быть представлен как определенная точка, — «на него выходят», скажем, набирая