Петру надоели упреки, и он отмахнулся машинально, как сделал бы в Багдаде, когда на базаре назойливые мальчишки пытались всучить дешевую расческу или мыльницу.
Саша обиделась и ушла, хлопнув дверью. Да так шарахнула, что одна из зубных щеток выскочила и упала в корзину с грязным бельем. Петр принялся добриваться с совершенно спокойным лицом и даже что-то фальшиво напевал по-арабски. Когда вышел из ванны, нашел на кухонном столе одинокий ужин. Он хмыкнул и уселся есть, заметил на подоконнике вчерашнюю газету и тут же в нее уткнулся.
По привычке вымыл за собой посуду, зашел в спальню и, не обнаружив там Сашу, плюхнулся на кровать на живот и сразу же уснул. Александра появилась через пару минут и, поглядев на спину мужа, вздохнула и начала разбирать его сумку.
— Что это? Как приятно пахнет! — воскликнула она вдруг, достав из кармана спортивной сумки газетный влажный сверток. Развернула и в руке у нее оказалась подвявшая ветка цветущего олеандра, обернутая еще и во влажный носовой платок.
— Вот ты говоришь, я — сухарь, напрочь лишен романтики. Ан, нет! — не оборачиваясь, глухо в подушку напомнил о себе Горюнов.
— Ну надо же! — Саша прижала цветы к лицу. — На море хочется…
— Девчонки из медчасти нарвали, зная, что дома меня жена ждет, — соврал Горюнов, чтобы поддразнить ее сообщением о «девчонках».
На самом деле угрюмый полковник под смешки Зорова сам полез в заросли кустов рядом с территорией базы Хмеймим. И «девчонок» он там видел мельком, издалека, по приезде и отъезде. А все остальное время и на базе почти не бывал. А если приезжал, то поздно ночью и уезжал чуть свет.
Саша легла рядом, поглядела на зажмурившегося, как кот, Петра.
— Ну что, горюшко мое, Горюнов? Опять лыжи смазал? Куда помчишься в ближайшее время?
— Как ты прозорлива, однако! — Он приоткрыл один глаз. — Это военная тайна… Снисходительный тон тебе не идет. Ты молодая, я бы даже сказал, юная жена. А я уж слегка престарел. И ближайшее время проведу дома, у тебя под боком.
«Дня два-три, — уточнил он мысленно, — пока вопрос с поездкой в Париж будет решаться».
Утром Горюнов высунулся из-под одеяла, ошалело прислушиваясь к странным звукам за стеной, разбудившим его.
— Что это за бренчание?
— Мансурчик купил укулеле, — Саша сидела у трюмо и пристраивала подвявший олеандр к зеркалу, чтобы цветок не выглядел таким уныло поникшим.
— Ты ему купила, — поправил Петр и, когда до него дошел смысл фразы, переспросил: — Оху… что?
— Не паясничай! Наш сын хочет заниматься музыкой.
— Ах ты Боже мой! — Он всплеснул руками и потянулся к тумбочке, где лежала пачка сигарет.
— Пусть чем угодно увлекается, но выкинет из головы эту твою работу. Евгений Иванович так и вьется вокруг него. Вот ведь вцепился в парня, — Саша подошла и отобрала сигареты.
— Большой соблазн заполучить его в нелегалы. Он — курд. Наполовину, во всяком случае, — Горюнов с тоской проводил взглядом пачку сирийских сигарет, исчезнувшую в кармане Сашиного халата. — Язык знает так, как не научишь русского. Знает обычаи. Да еще и турецкий. А поскольку он сам горит этой идеей… Разве что наручниками к батарее…
Горюнова прервал звонок мобильного телефона. Уваров с улыбкой в голосе пожелал доброго утра и велел через два часа прибыть на работу. Петр оделся и переместился в кресло у окна, где под подушкой у него хранилась сигаретная заначка. Саша не успела его остановить, и он закурил, приоткрыв балконную дверь. Она начала нервно застилать постель.
— Ты просто от меня отвыкла, — щурясь от дыма, Горюнов наблюдал за порывистыми раздраженными движениями Александры.
— Особенно от твоих сигареток и дыма этого вонючего, — кашлянула она. — Удивительный ты тип, Петечка. Ты ведь ничего не сделал, чтобы создать семью, обеспечить эту семью квартирой, дачей, короче, благами… — Саша взбивала подушки и поглядывала на Петра, откинувшегося в кресле. Он не просто откинулся, но полулежал, выставив длинные ноги на полкомнаты. Саша о них то и дело спотыкалась. Однако Горюнов не сдвинул конечности ни на сантиметр.
— Ну как посмотреть, — он пожал плечами, опустив голову, словно хотел рассмотреть верхнюю пуговицу на рубашке. — Квартиру мне дали, потому что я хороший служака, жена появилась, потому что я внимательный и вежливый, пустил несчастную соседку переночевать, когда, выяснилось, что она, то есть ты, потеряла ключи. Хотя есть подозрение, что я стал жертвой женской уловки. Кто-то просто очень хотел выскочить замуж… — Он бросил быстрый взгляд на спину Саши. Она встряхивала пододеяльник и не повернулась. Никак не отреагировала, а главное, в Горюнова не полетела даже подушка, хотя обычно Александра любила метнуть в благоверного все, что попадется под руку. — А дача… Ну я же обеспечил себя умной женой, а она добыла дачу, продав свою квартиру. Так что по всему выходит, что не такой уж я недотепа!
— Так и я о том же! Только гений может сидеть, выдыхать табачный дым, рассуждать ни о чем, сыпать арабскими пословицами, а в это время планета Земля и даже парочка планет, расположенных поодаль, вращаются вокруг него, выстраиваются в замысловатые фигуры, создающие благоприятные условия для получения благ.
— Вот-вот, — удовлетворенно кивнул Петр и посмотрел на наручные часы — старенький «Ориент», купленный давным-давно на базаре в Багдаде. Дорогая модель. Горюнов смог купить их только потому, что они были ворованные, и продавец — старый приятель. Петр, которого звали в Ираке Кабиром Салимом, стриг и брил того торговца, а порой даже бесплатно.
В прошлый приезд в Москву он отнес «Ориент» часовщику, а когда мастер открыл заднюю крышку, то на ней обнаружилась выгравированная надпись по-арабски. Горюнов, наверное, и не узнал бы о ее существовании, если бы часовщик не сказал удивленно, проявив осведомленность: «Эта модель выпускалась для стран Персидского залива» Петр решил, что часовщик увидел написанные по-арабски дни недели в окошке рядом с числом на циферблате, но мастер указал на надпись на внутренней стороне крышки. Горюнов про себя прочел: «Любимому Зухайру аль-Накибу».
То, что часы наверняка ворованные, он догадывался, что подлинные и дорогие — тоже понимал. Но то, что они принадлежали начальнику иракской разведки — это его поразило и позабавило. Горюнов вспомнил, что генерала Накиба арестовали в 2003 году. Он был один из колоды, семерка черви, кажется.
Цинизм американцев состоял в том, что портреты разыскиваемых чиновников правительства Саддама и самого Саддама они напечатали в виде колоды игральных карт. И, как иллюзионист, кого-то прятали в рукав, некоторые шли на сотрудничество, кого-то сбрасывали в отбой — уничтожали, как и Накиба, который