– Борисовский переулок, – быстро произнес я. – Твой муж расселил двухэтажный особняк, это…
– Спасибо, я прекрасно осведомлена, каким образом Жорж приобрел недвижимость, – остановила меня Люсинда. – Тебе следует войти в здание под пятым номером, в котором расположен «Театр трех поросят», и сказать вахтеру: «Мне нужна Вера Комиссаржевская». Он объяснит, куда шагать. Не жуй мочалку, не спи, как всегда, на ходу, не плетись нога за ногу! Давай, давай! Поторопись и получи костюм!
– Куда поторопиться?
– Вава, прежде чем с тобой общаться, следует не только плотно пообедать, но еще и поужинать в придачу! – рассердилась Люси. – Прекрати сыпать вопросами! Поторопись один раз в жизни!
В ухо полетели частые гудки.
– Если не ошибаюсь, – тихо произнес Борис, – Вера Федоровна Комиссаржевская, великая русская актриса, скончалась зимой тысяча девятьсот десятого года. Она служила в Александрийском театре, потом создала собственный коллектив, назвав его «Драматическим театром». Но вряд ли он работает в Москве, и уж совсем из области фантастики предположение, что актриса в нем до сих пор служит.
Глава седьмая
– Закрыто, спектаклев сегодня нетуть, – нараспев произнес дряхлый дедушка, наряженный в ливрею, украшенную шерстяными аксельбантами и галунами. – Следующее представление состоится не знаю когда. Билетов не продают, вход только по приглашениям.
– Мне нужна Вера Комиссаржевская, – объяснил я старичку. – Где ее можно найти?
– Шагайте по коридору, – принялся объяснять дорогу ровесник египетских мумий. – Коридор извивается, вы с ним вместе извивайтесь – и увидите Веру Коми… сь… жев… Вот же имя, язык треснет! Топай, парень!
Впав в еще большее недоумение, я начал «извиваться» вместе с коридором, добрался до двери с табличкой «Вера Комиссаржевская» и постучал. Дверь незамедлительно приоткрылась, раздался старческий, надтреснутый голос:
– Иван Иванов?
– Иван Подушкин, – поправил я.
– Для вас ничего нет, – отрезали в ответ.
Дверь захлопнулась. В твердой уверенности, что некто не пойми какого пола просто перепутал фамилию, я снова побарабанил по двери и, когда она приоткрылась, быстро отрапортовал:
– Иван Иванов.
– Паспорт давайте.
– У меня только права с собой.
– Нужен основной документ гражданина Российской Федерации, – не сдался человек, – без него ничего не дам!
Ба-бах! Дверь хлопнулась о косяк. Я вынул телефон. Связи нет! Пришлось «извиваться» в обратном направлении. Миновав охранника, который мирно похрапывал на рабочем месте, я выбрался на улицу и соединился с Люсиндой.
– Ах они …., …., ….! – воскликнула дама.
Для Ивана Павловича не новость бушующая во всем мире эмансипация. И на мой взгляд, правильно, что женщины в наше время делают карьеру. Сейчас не редкость, когда милая дама вносит в семейную кассу в разы бо́льшую лепту, чем ее муж или отец. Красавицы в брюках и шортах давно не вызывают гневных взглядов. Умные работодатели охотно берут к себе в компанию карьеристок с дипломами, которые аккуратны, исполнительны и хотят подняться по карьерной лестнице. Но мир определенно заворачивает куда-то не туда!
Жена приносит домой хорошую зарплату, а муж сидит у компьютера, увлеченный игрой. И обратите внимание, как многие дамы идут по улицам. У них размашистый шаг, озабоченное лицо, выражающее тревогу. Прекрасно, что слабый пол получил равные права с мужчинами. Но у каждой медали есть оборотная сторона. Милые хрупкие леди омужичились, некоторые из них вообще не собираются идти под венец и рожать детей. Зачем им лишние хлопоты? Прекрасная половина человечества способна сама себя прокормить, одеть, украсить. И цветы она купит, какие хочет. И отдыхать поедет, куда душа пожелает. И дома ее ждут пара котов, они встретят хозяйку с радостью, бросятся к ней с лаской, не скажут недовольным тоном: «Явилась, не запылилась. Сижу голодный, а тебе плевать». Нет, нет, котики начнут ласково мурчать. А для сексуальных утех у красавицы всегда кто-нибудь отыщется. Мужской же пол обабился, норовит спихнуть на слабую половину все дела и заботы.
Конечно, не все такие, знаю семьи, где муж зарабатывает, а жена ведет хозяйство, но тенденция превращать женщину в мужика, а мужчину в тетку, увы, наблюдается.
Ладно, пусть слабый пол ищет себе дело по вкусу, носит брюки и курит. Но нецензурно ругаться – это уже слишком!
– …., …., ….! – продолжала возмущаться Люси. – Шагай назад, сейчас все выдадут. И паспорт им не понадобится!
Я снова открыл дверь театра. Вахтер зевнул.
– Вы кудыть? Чего надоть?
– Направляюсь к Вере Комиссаржевской, – ответил я. – Дорогу знаю, она извивается, мне надо извиваться вместе с ней.
– Ступай. Смотри, чтобы чистую дали.
– Вы о чем?
– О-хо-хо-юшки! – грустно вздохнул старичок. – Нонешняя молодежь несообразительная! Куды идешь?
– К Вере Комиссаржевской. Не волнуйтесь, не в первый раз туда шагаю.
– Когда берешь костюм напрокат… – загудел старик.
– Напрокат? – переспросил я.
– Милый, надоть тебе по утрам витамины пить – совсем, видать, память короткая! Вера Ком… сер… же… дает на время театральные костюмы! Усек?
Я кивнул.
– Понятно.
– Их после каждого возвращения в стойло надоть в химчистку сдавать. А они экономят. Получишь одежонку – понюхай ее!
– Зачем? – изумился я.
– Если химией противно воняет, значит, обработали перед тем, как тебе всучить, – растолковал дед.
– Спасибо за совет, – кивнул я, «поизвивался» с коридором и постучал в дверь.
– Кто? – осведомился уже знакомый голос.
– Иван Подушкин, – объявил я и получил кофр, от которого воняло так, словно он год хранился на бензоколонке.
Когда я шел мимо вахтера к выходу, тот несколько раз чихнул.
– Дерьмом облили! Не спецам отдали! Сами постарались! Знаешь, сколько на них жалоб от народа? Всех людей вши сожрали!
На этой бодрой ноте я покинул «Театр трех поросят», размышляя над философским вопросом, что для меня хуже: бегущее по мне насекомое или удушье от паров бензина.
Глава восьмая
До дома Люсинды было рукой подать, и, похоже, хозяйка сидела у двери, потому что та распахнулась в ту же секунду, когда я нажал на звонок.
– Не будь Николетта моей лучшей подругой, я могла бы подумать, что твоя мать – старая, больная, одноногая черепаха, поэтому родила существо, которое не способно быстро ходить, – сказала Люси, впуская меня в огромный холл.
А теперь объясните, по какой причине я ввязался в разговор, когда мне следовало молчать и улыбаться. Наверное, пары бензина отравили мой мозг, иначе чем объяснить слова, которые я сейчас произнес?
– Черепахи несут яйца, они не беременеют, не являются живородящими.
– Хватит умничать, – махнула рукой Люси. – Дождемся Лизу и начнем. Кофе?
– Лучше чай.
– Пошли, – скомандовала хозяйка.
Когда мы сели за стол, я решил, что настало правильное время для вопроса.
– Люси, ты вроде дружила с Элли, женой Владимира Федоровича, владельца сети медцентров?
– Да, знала Элли, была на ее похоронах. Никки ее называла дворняжкой, потому что Деревянкина всем врала про свое княжеское происхождение. Правда, я всегда жалела Элли.
– Почему? – удивился я. – Богатый муж…
– Вава, по сравнению с моим Мишей и Володей, который Никки на руках носит, супруг Элли – церковная крыса, готовая от голода деревянную лавку сгрызть, – перебила меня Люсию. – Может, на фоне водителя такси или разносчика пиццы он прямо Навуходоносор, но рядом с нашими мужьями он нищий бедолага. Элли очень хотела дотянуться до общего уровня. Помню, как она приехала ко мне на суаре