Рудольф теперь потер затылок.
– Все доктора часто сталкиваются со смертью. Умирают и больные, и порой роженицы, и младенцы. Для отца уход человека – обыденность. Как-то раз, еще будучи школьником, я у него спросил: «Папа, каким образом ты сохраняешь спокойствие, когда умирает человек, которого ты лечил?» Он ответил: «Умирает тело, а душа бессмертна, она улетает к Господу. И, если я затею рыдать по каждому усопшему, через короткое время сойду с ума или получу инфаркт или инсульт. Покойного пусть оплакивает родня. А у меня много пациентов, которым нужен врач. Если меня не будет, кто недужным поможет? Доктор обязан сохранять холодную голову, иначе пациенту каюк!» Но сейчас-то ушла жена, с которой не один год прожит, – и такая реакция. О покойных принято говорить хорошо, но порой крошки этого «хорошего» трудно отыскать в горах «плохого». Никита и Марта никогда не называли мою мать бабушкой, а та никогда не вставала раньше полудня, детей не провожала, оладушки не жарила, слово «бабуля» вызывало у нее истерику. Впрочем, «мама» тоже была под запретом. Я всю жизнь обращался к ней Элли… Когда ребята утром ушли в школу, отец попросил Игоря, сына своего лучшего друга Вадима Михайловича, сесть за руль нашей скорой и одному быстро приехать к нам в поселок. Гарик примчался за короткий срок. Мы ему все объяснили, отец отправился в клинику, а я с помощью Игоря – он у нас заведующий терапией – разыграл спектакль. Мы положили маме на лицо маску, которую используют для подачи кислорода, – она большую часть лица закрывает. Взяли капельницу, воткнули ее в подушку, которую полностью скрывало одеяло, натянули его до подбородка покойной и прикатили к нашему медцентру. Но не к дверям приемного покоя, а к служебному входу, которым лишь отец, я и еще пара человек пользуются. Отец ждал снаружи, с ним была Ангелина Федоровна, личная помощница. У женщины девиз: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Ну просто четвертая обезьянка в компанию к известной троице макак! Дома никто ничего не заподозрил, ведь, повторю, маман раньше полудня не просыпалась, и нам это помогло. И еще повезло, что Наташа, моя жена, улетела в командировку. Домработница приезжает к десяти, на тот момент тело Элли уже находилось в медцентре. Мы живо устроили останки в палате реанимации. По легенде, отец начал жену к жизни возвращать, но не получилось. Когда примчалась бригада реаниматологов, отец молча снял перчатки, бросил их на пол и ушел. Я, стоя у тела, накрытого с головой простыней, сказал коллегам: «Елена Николаевна скончалась. Делали, что могли, но увы! Отец попросил обойтись без вскрытия – ничего криминального в смерти моей мамы нет». Все молча покивали, труп увезли в морг. Вроде все хорошо организовали. Я лично позвонил нашему главному патологоанатому Ефиму, объяснил: «Отец в шоке. Просил не трогать тело». Ефим заверил: «Все понял, никто к покойной не приблизится».
Рудольф поморщился.
– Знаете, кто наиболее опасен для больного? Не хирург с похмелья – его до операции не допустят. И не медсестра с двумя левыми руками. Хотя с подобной теткой лучше не пересекаться. Самая страшная из всех – заботливая нянечка. Она способна, например, положить в подколенную впадину подушку тому, кому недавно сделали эндопротезирование тазобедренного сустава. Это категорически запрещено! Больной лежит на спине, между ног у него клиновидная думка, которую ни в коем случае нельзя перемещать под колено. Согласен, не самая удобная поза. Человек пытается заснуть, а не получается, и тут возникает недавно нанятая санитарка. Бабе строго-настрого запретили подходить к больным. Но как ей жаль того, кто после операции! Вечер, врачи ушли, дежурный доктор где-то прилег. В палате появляется «заботушка» и щебечет: «Ой, миленький! Болит, да? Сейчас поправлю подушечку, поудобнее тебе ее суну, под коленочку!» И что потом? Нарушение нормальной циркуляции крови в нижних конечностях, смещение эндопротеза, повторное хирургическое вмешательство!
Рудольф постучал ладонью по столу.
– Да, самая опасная – «заботушка», которая делает то, о чем ее не просили. А когда выясняется, что случилось, она молчит до последнего, не признается в содеянном. В нашем морге в тот день, когда туда переместили мамины останки, находилось несколько трупов. Естественно, в специальных рефрижераторах. Наверное, понятно, что снаружи есть карточки с данными покойных.
Руди сцепил пальцы рук в замок.
– Мы с отцом сидели в его кабинете, планировали похороны. Ну и, чего греха скрывать, открыли бутылку коньяка. Настроение соответствовало случаю. Отец всегда сдержан, а тут вдруг рассказал, как они с матерью жили. Папа женился, уже имея хорошую репутацию врача, был обеспеченным женихом. Мать ему чуть ли не в первый день знакомства рассказала о своих родителях. Ее мать была княгиней, отец – графом, она жила в роскоши. А потом старшие члены семьи погибли в авиакатастрофе, и злая родня выгнала девушку из огромного дома. Она, красавица, оказалась на улице…
Рудольф тихо рассмеялся.
– Видел мамино фото в молодости. У нее в самом деле была уникальная внешность, она была ну очень хороша собой! Но это единственная правда в ее рассказе. Отец вмиг подметил нестыковку в ее баснях, но ничего ей не сказал. Однако девушка на беседах не остановилась, она показала жениху дом в Москве, прошептала: «Вот в этом особняке прошло мое детство, пока папа не умер. После его смерти мачеха меня выгнала!» Все бы ничего, но речь шла о здании, некогда построенном знатным купцом Арсением Морозовым. С конца пятидесятых годов прошлого века до начала перестройки оно принадлежало Обществу дружбы с зарубежными странами. А потом вычурный особняк стал площадкой для приемов Правительства России.
Рудольф провел ладонью по волосам.
– Отец влюбился, поэтому даже это вранье ему показалось милым. Но он все же навел справки, выяснил правду. Кто мамин отец, неизвестно. А мать – продавщица в винном магазине. Жили Виноградовы в бараке, у них там была одна комната. Родительница пополняла семейную кассу продажей себя каждому, кто ее хотел на время купить.
– М-да, – пробормотал я, – отнюдь не княжеское происхождение.
– Но это не помешало отцу жениться на маме, и одно время они жили счастливо, – продолжил наш гость. – Но со временем Елена превратилась в Элли, и пошло-поехало. Почему отец не развелся? Не знаю. Может, он сохранил немного любви… Но вернусь к той ужасной ситуации. Сидим с отцом у него в кабинете, коньяк пьем, домой ехать не хотим. И тут врывается Ефим, шепчет: «Володя, прости, мы друг друга с первого курса знаем. Очень благодарен тебе за то, что взял на работу в свою клинику. Не виноват я! Баба дура! Анализ сделал! И что? Отравление!» Мы ничего не поняли. Папа Ефима усадил, коньяка ему плеснул, велел объяснить спокойно…
Глава пятая
Рудольф положил руки на подлокотники.
– Ефим помнил о просьбе отца. Вскрывать тело покойной жены друга и брать всякие анализы он никогда бы не стал. В морге было тело еще одной женщины, остальные тела – мужские. Патологоанатом принялся за работу, начал с женщины. Вы не поймете, если сейчас начну щеголять медицинскими терминами, поэтому скажу просто. Некоторые яды способны изменять цвет внутренних органов. Поэтому Ефим сразу понял, что Варвару Реутову отравили – такие имя и фамилия были указаны на табличке на дверце холодильника,