Лижет, посасывает, помогает себе пальцами. Его язык то твёрдый и острый, то нежный… Я вся пульсирую там, мне приходится прикусить зубами палец, чтобы не начать стонать громко.
Берёт он меня жёстко, развернув лицом к стене, после того, как меня сокрушает первый оргазм от его оральных ласк. Трахает, вонзаясь на полную длину, не жалея, не заботясь о том, что будет с моим платьем или причёской.
Или с сердцем… которому ещё биться в одиночестве, когда наша встреча в кладовке закончится и мне придётся вернуться в мою клетку…
Но сейчас я закрываю глаза и позволяю Илье делать со мной то, что хочет, растворяюсь, тону в этом моменте, даже если потом мне придётся платить за это слишком высокую цену.
30
Я остаюсь в каморке еще несколько минут после того, как Илья выходит. В груди всё еще бешено колотится сердце, кожа горит, а мысли — хаотично мечутся, как растревоженные птицы. Я едва могу дышать, будто всё это не происходило наяву, будто мой мозг отказывается признавать случившееся.
Боже, что я натворила?
Я прижимаюсь спиной к холодной стене, сжав пальцы в кулаки. Внутри всё сжимается и одновременно распускается огненным цветком желания, который ещё несколько минут назад заполонил меня всю. Адреналин шпарит по венам, оставляя после себя странное ощущение слабости. Я качаю головой, стараясь не поддаться панике, и делаю глубокий вдох. Надо прийти в себя.
Зеркала тут нет, но я на ощупь приглаживаю волосы, пальцами убираю размазавшуюся помаду, расправляю платье. Влажные губы, горячая кожа, дрожь в коленях… Нет, я не должна так выходить. Я не могу. По мне ведь сразу всё станет понятно.
В груди сдавливает, как будто легкие не хотят работать. Губы всё ещё покалывает после его поцелуев, тело помнит каждое его движение, каждый толчок, каждое прикосновение.
Я дожидаюсь, пока дыхание хоть немного выровняется, прежде чем приоткрываю дверь и выглядываю в коридор. Как в шпионских фильмах.
Всё чисто.
Оглядевшись, быстро выскальзываю наружу и направляюсь обратно в зал. Моя голова высоко поднята, шаги уверенные, но внутри меня будто рвёт на части. Хочется развернуться и бежать. Куда угодно. Лишь бы не туда, где сейчас стоит мой муж.
В толпе я замечаю Романа. Он стоит у барной стойки и уже смотрит на меня. Его взгляд цепляется за мой, и внутри пробегает холод.
— Где ты была? — спрашивает он, едва я оказываюсь рядом. Голос его спокоен, но мне не нравится, как он пристально меня рассматривает.
— В уборной, — отвечаю я, легко пожав плечами. — Голова разболелась.
Я вижу, как его глаза прищуриваются, взгляд становится цепким. Опасно цепким. Он не просто смотрит. Он изучает. И я чувствую, как во мне колышется паника.
— Правда? — он медленно наклоняется ко мне, а я чувствую, как напрягаются мышцы спины. — Тогда почему у тебя такой румянец?
Меня бросает в жар. Это что, на мне написано, что я только что изменила своему мужу с его племянником в кладовке?
Дыхание на мгновение сбивается, но я тут же беру себя в руки.
— Может, я заболеваю, — пожимаю плечами и в ту же секунду, как назло, чихаю.
Роман изучает меня. Долго. Слишком долго. Мне кажется, что другие гости вечера это заметят и посчитают странным.
Внутри у меня всё сжимается от напряжения. Боже, он чувствует что-то? Догадывается?
— Тебе лучше поехать домой, — неожиданно говорит Роман. — Вызову тебе такси.
— Но….
— Домой, Лиля, — жёстко перебивает он, уже доставая телефон. — Если ты правда заболеваешь, не хочу, чтобы завтра валялась пластом.
Я киваю. Да, мне действительно лучше уехать. Дышать становится тяжело, как будто стены этого зала начинают сжиматься, душить.
Спустя несколько минут машина уже ждёт у входа. Роман помогает мне надеть пальто, но его пальцы будто слишком долго задерживаются на моих плечах. Он целует меня в висок, и я едва сдерживаю дрожь неприятия.
— Отдыхай, — произносит он тихо, и это вроде бы как должна быть забота, но в этом слове что-то такое, от чего меня пробирает холодок. Как будто он прощупывает мою реакцию.
Я выхожу из зала и сажусь в машину. Как только двери такси закрываются, я выдыхаю. Но даже это не приносит облегчения. Я смотрю в окно, и в отражении бокового стекла ловлю себя на мысли, что я сейчас напоминаю человека, балансирующего на самом краю обрыва. Одно неосторожное движение, один рваный вдох — и я упаду и разобьюсь насмерть.
Мои пальцы машинально сжимают подол платья. Я снова ощущаю его запах, вкус, прикосновения. Это безумие. Это разрушение. Это моя жизнь, которая теперь никогда не будет прежней.
Я вхожу в дом, закрываю за собой дверь, и первая мысль — тишина. Тишина, в которой я слышу своё собственное дыхание, биение крови в висках. Но её нарушает голос сына:
— Мам, ты уже дома?
Я едва успеваю шагнуть в коридор, как вижу его. Костя стоит у порога кухни, рядом с ним девушка. Молодая, хрупкая, с тёмными волосами, собранными в небрежный хвост. Глаза большие, темные, напряжённые.
Она смущена. Очень. Бледные пальцы нервно комкают край рукава свитера.
— Это.… это Лиза, — произносит Костя, явно избегая встретиться со мной взглядом. — Мам, познакомься.
Лиза.
Но Костя встречается с другой. С Дашей.
Я медленно поднимаю на сына взгляд, и он тут же нервно отворачивается.
— Лиза, — киваю я, будто ничего странного не замечаю. — Приятно познакомиться.
Она кивает в ответ, даже чуть склоняет голову, будто благодарна мне за то, что я не спрашиваю лишнего. Но я и не собиралась.
Всё, что должно меня сейчас волновать, — это поведение сына, но моя голова занята совсем другим. Там, глубоко внутри, всё ещё пульсирует эхо случившегося.
— Мам, всё хорошо? — Костя смотрит на меня уже пристальнее. — Ты какая-то.… странная.
— Просто устала, — отвечаю спокойно. — Пойду приму душ.
Я поднимаюсь в ванную, закрываю за собой дверь и опираюсь на нее спиной.
Тело ломит. Оно ноет от воспоминаний, каждый сантиметр пульсирует.
Я смотрю на своё отражение в зеркале. Щёки еще горят, глаза блестят. Уголки губ чуть приподняты, но я быстро их опускаю. Раздеваюсь медленно, наблюдая за тем, как одежда скользит с кожи, как открываются плечи, как становятся видны бедра.
И мне впервые за долгие годы нравится это зрелище. Я не выгляжу уставшей, не выгляжу постаревшей. Я не просто женщина, у которой есть муж и взрослый сын. Я женщина, которая желанна. Которая только что стала причиной того, как мужчина терял над собой контроль.
Я захожу в кабинку и включаю воду. Горячие капли падают на кожу, и я задерживаю дыхание. Жар. Ощущение, будто Илья снова касается меня.
Ох…
Я прикрываю глаза, позволяя воде смыть с меня груз дня, тревогу, воспоминания. Или, наоборот, впитаться в них.
Я мою кожу тщательно, но не потому что хочу очиститься, а потому что чувствую… наслаждение. Я чувствую своё тело. Не просто инструмент для выполнения бытовых задач. Оно живое. Оно жадное. Оно помнит.
Выхожу из душа, заворачиваюсь в полотенце, вытираю волосы. Накидываю халат, иду на кухню. Завариваю себе чай.
Зелёный. С медом.
Осторожно беру кружку в ладони, чувствую ладонями тепло и глубоко вдыхаю тёрпкий аромат. Сжимаю чашку крепче, пытаясь согреть холодные пальцы, и иду на балкон.
Я вдыхаю ночной воздух, позволяя ему наполнить лёгкие, очистить мозг от застоявшихся мыслей.
Там вдали — город. Огоньки окон, шум машин.
Мне страшно. По-настоящему страшно. Но не только из-за Романа.
Страшно, что я чувствую что-то.… живое. Что-то, что тянет меня к Илье, к запрету, к страсти.
Я должна бояться. Я должна сожалеть.
Возможно это какая-то гормональная эйфория, но… Но вместо этого я стою, обхватив ладонями тёплую кружку, смотрю вдаль… и улыбаюсь.
31
Я стою у зеркала в коридоре, поправляю волосы, веду ладонями по длине, разглаживая пряди. Макияж скрыл остатки сна, взгляд решительный. Глубоко дышу, настраиваясь на день.