Но время всё расставит на свои места.
Повесть «На войне как на войне» вскоре будет экранизирована. Фильм получится достойный. Роль младшего лейтенанта Малешкина сыграет Михаил Кононов, внешне удивительно похожий на лейтенанта Курочкина образца 1943–1945 годов.
В жизни Виктор Александрович Курочкин был человеком своеобразным и даже, в общем понимании, странным. Близко принимал к сердцу то, на что можно было и наплевать. К примеру, всегда величал себя тверичем, и это был его протест «против укорота истории древнего края». Выпивал. Загулять мог в любой, самой бесшабашной компании. Не терпел лжи и насилия над здравым смыслом. По этой причине порой попадал в милицию. Любил рыбалку. Писатели ведь на рыбалку, да и на охоту тоже, ходят не за рыбой и зверем, а чтобы душу наполнить, избавиться от депрессии, распрямиться. Но и уху умел готовить мастерски, и судака по-польски.
Писатель Глеб Горышин вспоминал: «Однажды в зимнюю пору Курочкина забрали в милицию. Он возвращался с подводного лова, в валенках с галошами, в ватных штанах, в шубейке и малахае, с ящиком на особом, собственного изготовления полозе, ящиком он чрезвычайно гордился и хвастался в гораздо большей степени, чем всем своим творчеством. В центре города, может быть, даже на Невском проспекте, он вдруг увидел афишу только что вышедшего на экраны фильма “Ссора в Лукашах”. Курочкин остановился против афиши, внимательно её прочёл. Затем присел на свой ящик, задумался, что-то такое вспомнил и заплакал в три ручья. Понятно, милиция подхватила под руки плачущего в неположенном месте рыбака. Курочкин пытался объяснить, что он, именно он является автором этого фильма. Никто ему на слово не поверил, конечно».
В другой раз в подпитии он попал в милицию. В участке его избили до полусмерти, вследствие чего у него случился инсульт. Отнялась правая сторона. Он не мог говорить. Не мог ни писать, ни даже читать. Начался медленный уход.
Глеб Горышин: «Он приходил в редакцию, садился против меня и смотрел мне в глаза. Губы его шевелились, он силился что-то сказать и не мог. Писать он тоже не мог. Выдерживать взгляд Виктора было невыносимо. Я говорил ему что-то такое бодрое, он слушал меня. Глаза его наполнялись слезами. Он махал рукой, как выпавший из гнезда галчонок машет слишком коротким для полёта крылом, и уходил».
Юрий Казаков писал Глебу Горышину: «Как Курочкин? Жалко его. В санаторий его надо. <…> Курочкину при случае поклонись…» Но и сам вскоре уйдёт от той же болезни.
Виктор Курочкин умер 10 ноября 1976 года пятидесяти трёх лет от роду в самом расцвете творческих сил. Похоронен он на Комаровском кладбище.
Над могилой друга Глеб Горбовский прочитал стихи:
Остановился танк на пашне,
Железный гроб, молчит броня,
Открылся люк, с вершины башни
Мальчишка смотрит на меня.
Белоголовый, гимнастёрка
Великовата, а глаза
Глядят измученно и зорко
На мир, где кончилась гроза.
Ещё гремела в отдаленье,
Лучились молний острия,
Но всё же бойню одолели.
Включай, природа, соловья!
Слагайся, гимн, во имя мёртвых.
Эй, лейтенант, домой ступай!
Но пальцы к поручням примёрзли,
Не оторвать, хоть отрубай.
Не отпускает сталь солдата.
Броня крепка, прошу учесть.
Он понял, двигаться не надо,
Его удел — остаться здесь!
Он в танк вернулся, люк задраил
И вновь враскачку — вдоль страны.
Мы от инфарктов умираем,
А лейтенанты — от войны.
Ещё их носит ветер лютый
По обескровленным полям,
Но приглядись: они оттуда,
С Войны, их государство там!
Смотри, как жалкие подранки
В священном гневе и огне
Блуждают призрачные танки
По Курской огненной дуге.
Война взяла их в час великий,
Любовь и разум ослепя,
И до последнего их крика
Не отпустила от себя.
Публикации
Заколоченный дом. Л.: Советский писатель, 1958.
На войне как на войне. Л.: Советский писатель, 1970.
Повести. Л.: Лениздат, 1978.
На войне как на войне. М.: Детская литература, 1987.
Осиновый край: Повести и рассказы. Л.: Советский писатель, 1990.
На войне как на войне. М.: Вече, 2010.
На войне как на войне: Сборник повестей и рассказов. М.: ЭКСМО, 2012..
Награды
Ордена: Отечественной войны 1-й и 2-й степени, Красной Звезды.
Медали: «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.».
Глава четвёртая
Ольга Кожухова
Невозможность другого пути
«Ольга Кожухова из тех, кто в самую короткую летнюю ночь — с 21-го на 22 июня — кружился на школьном выпускном балу в сорок первом. Зачисленная на филологический факультет Воронежского университета без экзаменов (золотая медаль), студенткой стать отказалась. “Прихожу — вижу себя в списке принятых, а рядом объявление: набор на курсы медсестёр. Что было раздумывать: война…” Дошла до Берлина. Два ордена, пять медалей, контузии, ранение в лицо, отчего всю последующую жизнь она была вынуждена фотографироваться лишь в профиль»[6].
Это — из биографической справки, которыми пестрит интернет.
Казалось бы: война — дело не женское. От любой войны больше всего страдают именно женщины. И за своих отцов, мужей и сыновей. И сами, по причине своей беззащитности и неприспособленности к войне, её чудовищной работе, её противоестественности. Женщина — природа. Война — самая жестокая деформация природы. И вот на фоне этих размышлений проза Ольги Кожуховой, её повести и романы, в совокупности с авторской верностью раз и навсегда избранной теме, не то чтобы размывают эту аксиому, но заставляют подумать о бòльшем…
Родилась Ольга Константиновна Кожухова 20 июня 1922 года в Воронеже. Вскоре отец, Константин Кожухов, агроном, перевёз семью к месту нового своего назначения — на заложенную ещё Докучаевым Каменно-Степную опытно-мелиоративную станцию. Вот тогда-то степь вошла в душу будущей писательницы во всей её прекрасной сложности — и пейзажем, и философией.
Из книги «Донник»: «Здесь, в степи, всё мне в радость, в игру: узнавание трав и цветов, птиц, зверей и деревьев, и особенных, прежде не слышанных слов. Безуханный. Куриная слепота. Непашь. Зябь. Толкуны. Я прислушиваюсь к существующим в здешнем народе наречиям, обозначающим явления природы, — сколько в них образности, поэзии! Разве скажешь как-то иначе, а не так, как сказали в деревне: “Поворотило к ненастью”. Или: “Пал туман”. А сколько чудесного в словах: “первопуток”, “пороша”, “позёмка”!»
Из воспоминаний о школьных годах: «Я не помню, чтобы мама пришла с работы в плохом