Поздняя версия пикировщика «Йокосука» D4Y «Суйсэй» уже с радиальным двигателем
На следующий день была сформирована третья ударная группа, в которую вошли все пригодные к полётам машины. 27 наших «Суйсэй» добрались до Филиппин и составили последнюю из всех объединённых групп палубных пикировщиков. Ей командовал лейтенант Момосэ, а я летел на самолёте № 1. Мы вылетели из Кокубы на Тайвань, а оттуда в Мабалакат, расположенный чуть севернее аэродрома Кларк-филд на Филиппинах. В то время общая ситуация стала настолько запутанной, что, хотя мы и знали о существовании какого-то авиационного подразделения, было трудно выяснить, кто является сейчас нашим командиром. Куда бы нас ни направляли, командир местной базы объявлял, что с этого момента мы переходим под его командование и вливаемся в его подразделение. Это естественное желание хоть немного увеличить свою боевую мощь можно понять, но с этого момента проведение организованных крупномасштабных воздушных атак стало невозможным.
Те, кто прилетел с нами, уже не обладали достаточным лётным мастерством. Уже давно не хватало ни бензина, ни учебных самолётов, поэтому их налёт был очень маленьким. Все, что они умели, это подняться в воздух и лететь по прямой. Они не умели ни точно сбросить бомбу, ни вести воздушный бой. Достаточно сказать, что во времена Пёрл-Харбора построение подразделения в воздухе занимало менее десяти минут, а эти новые пилоты не могли собраться за двадцать или даже тридцать минут. Поэтому их старались отправлять на дообучение в такие места, как Апарри и Тугегарао на севере Филиппин.
Там на Филиппинах такие как я лётчики-ветераны обычно не участвовали в уже начавшихся «специальных атаках». * Вместо этого нас использовались для наведения «Зеро» и «Суйсэев» на цели и фиксации результатов их таранов. Пусть мы и были в невысоких званиях, но зато у нас был большой боевой опыт, так что начальство, судя по всему, хотело сохранить последних пилотов нашего уровня. Перед вылетом отправлявшиеся на такие задания собирались в офицерском бункере на базе Мабалакат и писали завещания при свете «коптилки» на пальмовом масле – электричества там не было. У меня нет слов, чтобы описать свои чувства, когда я впервые увидел эту картину. Целью этих атак смертников были вражеские корабли и суда в заливе Лейте.
Я несколько раз летал на такие задания – привести этих пилотов к цели * и зафиксировать результаты их атак. Мы пролетали над Легаспи на 6000 м, и справа появлялся тот самый залив Лейте. Пилоты подтверждали, что видят цели, и, помахав на прощанье крыльями, уходили в своё последние пике. Эти «специальные атаки» выполнялись не только истребителями «Зеро», как некоторые думают, но и пикировщиками «Суйсэй». В начале войны на всех пикировщиках обязательно находился стрелок-радист, работавший в паре с пилотом. Разделить их было немыслимо. Однако на этих пикировщиках стрелков-радистов не было, только пилот. Стрелок-радист был только на самолёте командира вылета на случай, если их «пастух» будет сбит и ему придётся взять на себя наведение подразделения.
В те дни уже никогда не бывало такого, чтобы из вылета возвращались все взлетевшие японские самолёты. Враг был намного сильнее, а ещё бóльшие силы были у него в резерве. В ходе моего третьего вылета с аэродрома Мабалакат я привёл к цели очередной «ударный отряд специальных атак» и был настолько сосредоточен на действиях моих «подопечных», что проморгал P-38, зашедший мне в хвост. Мои мысли были заняты происходящим внизу, мне нужно своими глазами увидеть результаты их атак, подсчитать попадания и так далее. Это было единственное, что я мог сделать для памяти этих храбрых людей, летавших на самоубийственные задания. Обычно если меня на «Суйсэй» преследовал «Лайтнинг», я не пикировал, а делал наоборот. Уйдя в вираж с набором высоты можно было оторваться от P-38. Но на этот раз было уже слишком поздно!
Подбитый камикадзе на D4Y «Суйсэй» пикирует на американский корабль
Мой самолёт был подбит и загорелся над островом Лейте. Боевая обстановка была такова, что американские войска высадились на восточной части острова, а западная часть все еще находилась в наших руках. Так что я пошёл на снижение в сторону западной части острова. Я точно не помню, но, наверное, я выпрыгнул где-то на 2000 м, когда оставаться в самолёте стало уже невозможно из-за огня. Как я уже говорил, мы обычно не пристёгивали парашюты, а использовали их как подушки для сидений. Но к 1944 году уже многих можно было увидеть и с пристёгнутыми парашютами. У парашюта был специальный длинный шнур, который пристёгивался к сиденью, так что, когда ты выпрыгивал – он раскрывался автоматически. Я даже не знаю, то ли мой тоже открылся сам, то ли я инстинктивно дёрнул нагрудный вытяжной шнур. Главное – мой парашют раскрылся.
От резкого рывка я пришёл в себя и увидел где-то три вражеских истребителя, круживших вокруг моего парашюта. Периодически они делали на меня заходы и открывали огонь. В меня они не попали, но попали в мой парашют. Опять не могу сказать точно, но мне казалось, что высота была 200-300 м. В этот момент парашют перестал меня держать, и я почувствовал, что падаю, а затем ощутил сильный удар. Сначала я ушёл глубоко в воду, но спасательный жилет вернул меня на поверхность. Там я осмотрелся и увидел, что враг всё ещё надо мной.
Несколько P-38 нарезали круги и, увидев меня на поверхности, снова начали стрелять, но, как мне показалось, не особо прицельно. Казалось, они стреляли не на поражение, а, скорей, для развлечения. Но неважно, сколько у человека опыта или знаний о самолётах – если в тебя стреляют, инстинкт подсказывает, что нужно срочно нырнуть и спрятаться под водой. Я так и сделал. Но вскоре до меня дошло, что на мне спасательный жилет, так что под водой я спрятал только лицо, в то время как спина продолжала находиться на поверхности! Продолжать