…Мама-бабуля меня действительно любит, а я, как конченая эгоистка, только позволяю любить себя. Даже в последней истории я повела себя так, как я этого захотела, не дав маме даже шанса со мной поговорить. А ведь она что-то хотела мне сказать… Пусть бы я поступила так, как и поступила, но не дать человеку высказаться до конца было моей глупой ошибкой, если не предательской подлостью к самому преданному и важному в жизни человеку. Какая же я дрянь!!!» — с этими мыслями, не проронив ни слова свекрови, она всю дорогу отсутствующим взглядом смотрела в никуда и пришла в себя лишь перед самой больницей…
— Состояние крайне тяжёлое. — Сорокалетний мужчина в голубой пижаме врача и в маске говорил спокойно, однако в нотках его голоса Агапея уловила некую обречённость. — Дело в том, что у вашей бабушки обширный инсульт.
— Доктор, объясните мне. Я ничего не понимаю в медицине. — Агапея умоляюще взглянула в глаза врача, но тут же поняла, что он скрывал за своим спокойствием и чего это ему стоило.
— Видите ли, это опасное нарушение мозгового кровообращения, при котором поражается не менее четверти поверхности тканей головного мозга. Вид инсульта, который случился с вашей бабушкой, возникает при поражении крупных артерий. Скорее всего, в нашем случае мы имеем факт их закупорки либо разрыва, что может привести к полному прекращению питания одного или даже двух полушарий.
— Есть надежда, доктор? Что мне теперь делать? Помогите вылечить маму! — Агапея впала в истерику, и доктор постарался усадить её на кушетку, дав выпить стакан воды.
— Боюсь, девушка, что ваша мама… Я не пойму, она вам мама или бабушка? — вдруг спросил доктор.
— Она моя бабушка, вырастившая с пяти лет одна, — чуть успокоившись, ответила Агапея.
— Понятно. Так вот какое дело… Ваша мама достаточно долгое время лежала без медицинской помощи. А при данных обстоятельствах время работает против. — Он взял девушку за руки и как можно добрее продолжил: — Будьте готовы к худшему, хотя будем надеяться на чудо. Сейчас она под присмотром в реанимации. Я разрешу вам пройти к ней. Посидите рядом. Поговорите. Только тихо. Я не уверен, что она вас услышит, но боюсь, что другой возможности у вас уже не будет.
— Зачем вы так говорите? Так нельзя… Я не думала, что врачи так могут разговаривать. Вы же обязаны спасать человека даже в самых тяжёлых и крайних случаях. А вы сразу отказываете мне и моей маме в крохотной надежде на жизнь. Как вы можете? — Агапея впилась в глаза мужчины взглядом, полным горечи и страдания.
Он опустил маску, и девушка увидела уставшее лицо с двухдневной небритостью.
— Я находился рядом с Антониной Георгиевной всю ночь не как дежурный врач, а как её бывший ученик в той школе, где она работает до сих пор. Для меня ваша бабушка-мама совсем не последний человек и в этом городе, и в моей жизни. Как бы я хотел сотворить чудо и избавить вас от страданий, вернув её домой живой и здоровой, но я врач, и очень даже неплохой, чтобы врать вам и напрасно обнадёживать. У вас есть время побыть с ней, пока она дышит, и сказать всё, что ещё не успели.
— Простите меня, доктор. Я плохо сказала. Извините.
— Если бы её привезли хотя бы на два часа раньше…
На этих словах врача Агапея резко закрыла лицо руками и тихо зарыдала, часто подёргивая плечами. Это был прямой упрёк в том, что именно на ней лежит немалая вина за состояние самого родного человека.
* * *
Почти всю ночь дочь просидела в палате реанимации, держа в своей ладони ещё тёплую руку мамы. В детстве, когда она укладывала маленькую Агапею в кровать, часто брала за крохотную ручку, читала сказки, стихи и разные легенды Древней Греции. Малышка засыпала, видела во сне продолжение всех услышанных историй, а утром просыпалась и тут же договаривалась с мамой, что и этот день закончится каким-нибудь интереснейшим рассказом о циклопах, кентаврах, сиренах и ундинах, мушкетёрах и Железной Маске…
Теперь всё поменялось. Дочь сидела у постели матери. Вокруг стояла непонятная аппаратура, в нос была вставлена какая-то прозрачная трубка, а с внутренней стороны локтя была присоединена через катетер другая трубка, подключённая к перевёрнутой пузатой бутылочке с рисками, прикреплённой высоко на штативе. Седые поредевшие кудри были разбросаны вокруг бледного лица по белой наволочке больничной подушки.
Агапея помнила слова доктора о последней возможности что-то сказать матери и тихо, глотая слёзы, почти шёпотом начала говорить:
— Мама. Моя любимая мамочка. Я надеюсь, что ты слышишь меня. Твой лечащий доктор оказался твоим учеником. Как странно всё устроено в этом тесном мире. Не знаешь, где тебя ждёт подвох, а где окажется плечо незнакомого человека, который в сложную минуту станет важнее всех людей. Он был рядом с тобой, а я не была. Мне очень хочется надеяться, что не я стала причиной твоей внезапной болезни, но всё же я виню себя. Я не дождалась тебя и не дала тебе досказать что-то важное. Прости меня, мамочка. У нас будет время, я обязательно тебя выслушаю и сделаю так, как ты захочешь. Только ты выздоравливай. Мы приехали сегодня с мамой Михаила. Это очень добрая и мудрая женщина. Она сама решила приехать к тебе со мной. Ты поправишься, и вы станете хорошими друзьями. Мы будем большой и дружной семьёй. Нам этого с тобой всегда не хватало. Мне этого не хватало. Очень жаль, что первое знакомство с Мишей у вас не заладилось, но я думаю, что так бывает, когда единственную дочь отрывают от матери. Она переживает, ревнует к новой жизни своего ребёнка. Но ведь так было и будет всегда, мама, и мне рано или поздно пришлось бы покинуть нашу квартиру и начать строить свою семью с мужчиной. Мама, я ухожу к любимому мужчине, который сам меня искренне любит и дорожит мной. Я буду с ним счастлива, а вместе со мной и ты, мамочка. С Мишей у тебя также всё уладится,