— Ладно, мать, зачем ты, в сам деле, при людях молодёжь нашу страмишь? — встал на сторону детей тесть. — Если прикажут, то и я бы пошёл. Как полагаете, товарищ, возьмут?
— А вам сколько сейчас? — как-то важно спросил Пашка.
— Да зимой пятьдесят пять стукнет. Я и в армии в танковых служил.
— У нас в ДНР предельный возраст до сих пор пятьдесят пять. А как в России будет всё происходить, того никто не может знать, за исключением самого. — И показал пальцем в потолок.
— Так вы профессиональный военный? — задал вопрос парень с верхней полки, стараясь не обращать внимания на обидные слова тёщи.
— Учился в педагогическом. Понял, что никаких знаний в сегодняшнем вузе не дают. А чего зря время убивать? Решился попробовать себя в добром деле. Не жалею. Нисколько не жалею.
— Ой. Так ведь страшно, наверное? — снова послышался голосок молодой жены. — Как же вы решились?
— Сначала бравада была, конечно. Потом, когда в первый раз под обстрел попали, чуть в штаны не наложил. Трясло целый день. Даже думал уволиться. Тогда ещё можно было, так как до спецоперации всё случилось.
— А чего не ушли? — спросил уже молодой муж.
— Да как-то стыдно было перед пацанами. В общем, перетоптался, пересмотрел отношение к себе и решил, что если уйду, то самого себя предам. Я прочитал в одной книге такую мудрость: «Кто однажды не переборол в себе трусости, будет умирать от страха до конца своих дней». И я с этим согласен однозначно.
Ехали какое-то время молча. За окном уже стелилась степь, местами исполосованная узкими посадками деревьев, разделявшими поля, засеянные разными культурами. Нива чередовалась заброшенными участками, заросшими разного рода сорняком. Со временем за окном пошли только бесхозные пустоши.
— Эх, — вздохнул отец семейства, не отрываясь от окна, — вот ведь какая ерунда получается… Раньше всё это место целиком засеяно было. Колхозы работали, пахали фермеры. А теперь половина земель заброшена. Птицефабрика у нас в районе была. Закрыли! Свинокомплекс на семь тыщ голов разорили! Молоко в деревню из города везут автолавкой. Докатились! Совсем страну довели, плешаки голомозые! Только и знают, что хвастаться о развитии страны. А где оно? Где развитие? Откуда будем хлеб брать, коли большая война разгорится? Чего жрать станем? Ишо ведь этих кормить придётся.
— Кого ты собрался кормить, дрючок старый? — выдала и тут же захохотала большая женщина. — А будешь громко гутарить, то на баланду перейдёшь.
— Чего ты тута разоралась, дура безмозглая?! — неожиданно для Пашки вскрикнул муж и стукнул по столу. — Я имею право спросить, когда в стране порядок наведут. Я всю жизнь счастливого будущего жду, а его всё нет. Может, кто-то из вас мне скажет, почему так?
Слова не на шутку разгорячившегося мужичка повисли в воздухе. Наступила неловкая тишина. На вопрос так никто и не ответил, да и не мог ответить. В России все директивы исходят сверху и обсуждать здесь и сейчас проблемы высокого плана было бы просто бесполезно и глупо. Так уж сложилось, что всё в стране делалось во все времена с оглядкой на верха. Кабы чего не вышло! Уж лучше ждать приказа, чем проявлять инициативу. А вдруг невпопад? А народ? А народ всегда отнесётся с пониманием и будет терпеть и держаться, даже без денег. Разве от простых людей в России что-то зависело? Вот если на войну пойти или, как раньше, комсомольские стройки осваивать, то тут, конечно, без простых людей никуда. А вот за народ решать и о судьбе его думу думать, то тут другие люди нужны — непростые, богатые, с двумя-тремя паспортами, холёные, лощёные, говорливые, в дорогих костюмах и лакированных ботиночках. Изображать всенародное согласие и любовь, когда старики еле концы с концами сводят, — самообман и лицемерие всенародного же масштаба.
Пашка не любил рассуждать о политике ни в каком кругу, но думать о происходящем вокруг ему запретить никто не мог. Его так же, как и этого возмущённого землепашца, приводила в недоумение вся картина происходящего. Телевизор голосами глашатаев главных каналов откровенно врал, что всё хорошо. Окружавшая реальность кричала об обратном. Рубль, как атрофированный мужской половой орган, уже и забыл, когда поднимался, жильё недоступно, машины стали снова дорогой роскошью, у пенсионеров сначала украли накопления, а потом заставили их же самих ещё несколько лет отрабатывать уворованное чиновниками. И самые главные вопросы, которые задают все, кто за «ленточкой»: «Чего мы ждали восемь лет? А не умоемся ли мы очень большой кровью на этот раз? Как так получилось, что вроде братский народ встретил союзные войска ожесточённым сопротивлением? Сколько необученных „мобиков“ на подступах к Мариуполю в пашню укатали? Почему города Донбасса украинская артиллерия утюжит так, как никогда за восемь лет Русской весны? Сколько ещё телевизор будет народ на ночь убаюкивать небылицами о том, как генералы за три дня Киев брать собирались? И стоит ли эта война того Русского мира, в котором останутся сотни тысяч семей без мужей, отцов, сыновей? Не напрасна ли кровь солдата, пролитая за такой мир?»
Ох и много же вопросов! Да ответов нетути…
Павел вспомнил, как прочитал в одной исторической книжке про династию Романовых, что говорила Екатерина Великая о важности развитой интуиции для работы правителя или руководителя. Екатерина II имела в виду, что в управлении важно уметь угадывать развитие событий и последствия принимаемых решений. Уметь заглянуть в будущее дано не каждому, но у неё это получилось. Факт! Удавалось ли хоть в одном своём шаге заглянуть в будущее сегодняшнему руководству? Сомнительно. Очень сомнительно. И кто же будет отвечать за подобные решения?
Отвечать за них придётся простому российскому обывателю и рядовому Костину, ефрейторам Бологуру и Гурову, гранатомётчику Саенко, капитану Рагнару, многим тысячам Ивановых, Петровых, Сидоровых, Хромовых и прочих солдат и офицеров с разными фамилиями многонациональной России. «Дай-то Бог в помощь нам», — наверное, с такими мыслями Пашка и отправился на боковую.
До Ростова оставалось достаточно времени, чтобы ещё разок поспать. Впереди была бессонная ночь на скамейке в зале ожидания железнодорожного вокзала. Павел тут же закрыл глаза и постарался представить себе её образ.
«Мы увидимся завтра. Я тебе обязательно всё скажу честно и открыто. Ты хорошая и, конечно же, услышишь меня. Закончится война. Мы создадим семью. У нас будут дети. Мы будем вместе. Ты и я. Я и ты. Вместе навсегда. Навсегда…» — так он и заснул под убаюкивающий стук колёс поезда, который не в первый раз вёз его в сторону