Увлекаемые командиром, солдаты бросились в проездные ворота. Залегли за укрытием, подождали, пока закончит рваться боекомплект. Стихло минут через десять, но Рагнар разрешил встать и выйти из-за бруствера и угла здания ещё через минут пять.
Машина не просто была охвачена огнём. Она была разорвана на части изнутри, и искорёженные куски вырванного металла лежали вокруг. Пашка подобрал ещё горящий танковый шлем, на котором изнутри извёсткой было вытравлено имя хозяина: „Л-нт Хромов Н. А.“. Экипаж остался целиком в горящей машине, и какая-либо помощь им была уже совершенно бесполезна…
Два триколора в тот день вывесил сам Пашка, а когда приехали однополчане Хромова, передал им его шлемофон. Потом ещё сказали, что на машину был сброшен сильный боеприпас с дрона.
— Какая разница, что там на него сбросили? — сокрушался позже Рагнар. — Надо было ехать или лететь через всю страну, от самого Тихого океана, чтобы погибнуть в первом же бою. Нелепость какая! И что за идиоты в штабах свои толстые с… альники отсиживают? А ведь парень геройский был. Помянем, братцы, настоящих бойцов, и пусть земля им будет пухом. — Встал и залпом опрокинул стопку прямо в глотку…
На войне как на войне. Вот ты живой — и вот ты мёртвый…»
* * *
Сон потихонечку рассеялся, и Пашка начал отчётливо слышать голоса соседей снизу и за стенкой. Почувствовал, что наволочка насквозь мокрая. Такое с ним бывает, когда снятся кошмары или вспоминаются сложные дни и неприятные моменты на войне. Особенно такое стало часто происходить после контузии, полученной на улицах Мариуполя ещё в марте. «И чего мне сегодня этот лейтенант приснился? Может, случилось чего у пацанов?» — подумал Пашка, осторожно слезая со своего спального места.
Сполоснул водой лицо, оправился, подтянул форменную одежду, вернулся в свой отсек, где трапезничала семья, занявшая не только оба места снизу купе плацкарта, но и другое верхнее и оба сбоку. Грудастая тётка лет пятидесяти с лысым и худющим дядечкой, а также их дочь в ранге молодой жены такого же костлявого полуинтеллигента с острым кадыком и далеко выдающимся шнобелем оказались новыми попутчиками Павла до самого Ростова. Верхнее боковое место было занято огромным контейнером для перевозки домашних питомцев, из которого торчали в открытых местах сгустки бело-рыжей шерсти и усища некоего кото-бегемотного существа с наглым и ленивым взглядом, озиравшим видимое пространство жёлто-зелёными глазищами. Впрочем, существо оказалась котом женского пола со странной кличкой Леопатра. Поездка на кошку влияла благоприятно, она не настаивала на самостоятельных прогулках, а также не просилась в туалет чаще, чем его посещали хозяйка семьи и её наследница. Ела много, но лениво. Она даже промяукала за всё время поездки Павла в этой компании всего пару раз, во сне, скорее всего, когда ей вспомнился какой-нибудь кот-мачо времён её бурной молодости, проживавший на чердаке их дома несколько мартов назад.
— Военный? — громко спросила главная женщина глубоким, бархатным баритоном, и только сейчас Пашка заметил над её верхней губой тонкий пушок усов.
— Так точно, — спокойно ответил солдат и присел на край лежака её мужа, у самого прохода.
— С войны или на войну? — задала второй вопрос толстая баба-гусар.
— С войны и на войну, — ответил Пашка и добавил: — Из отпуска снова в часть.
— Давно служите? — никак не могла угомониться праправнучка Бабы-яги.
Пашка поймал себя на мысли, что присутствует на допросе, и решил сразу поставить дамочку на место за излишнюю приставучесть к совершенно незнакомому человеку. Пошёл сразу в атаку:
— Давайте я вам всё сразу скажу. Зовут меня Павлом. Ополченец Донбасса, родом из российской глубинки, имею боевые награды, чуток ранен, немного контужен, не курю, пью в меру, не женат, но девушка есть, служу давно, воюю тоже давно и надеюсь дойти до победы. Если у вас ко мне больше нет назойливых вопросов, то прошу разрешить мне развернуть за столом свою трапезу и откушать. Нам с вами часов семь ещё ехать, а потом мне надо двести километров да кучу блокпостов преодолеть. Так что не обессудьте…
Через час поезд остановился на очередной станции. Пашка проверил телефон, поймал связь и наконец впервые за всё время позвонил командиру. Договорились, что перекантуется на вокзале, а утром выдвинется в сторону «ленточки», где его будет кто-нибудь ожидать. Плотно поев, решил, не вступая в дискуссии с попутчиками, отвалиться на боковую. Где там ещё на вокзале поспишь?
И всё же не успел он свернуть и забросить китель наверх, как услышал вопрос от худощавого муженька некрасивой усатой тётки:
— Не скажете, товарищ, скоро ли война закончится? Поговаривают, что мобилизация готовится. Что думаете?
Павел вновь присел и решил ответить человеку, тем более что спросил он как-то вежливо, и было некрасиво просто отбрехаться. В конце концов, не за этих ли простых людей-обывателей Пашка там воюет с братьями по оружию?
— Не знаю, отец, что и сказать. Знаю, что не победить мы уже не имеем права. Когда? Не знаю, я не генерал. Да и про мобилизацию у нас также говорят. Только ведь в Донбассе нас сразу двадцать четвёртого февраля в поля вывели. Всех. И молодых, и годовалых соскребли по сусекам. Хватит ли нас на эту всю ораву, что набежала со всей Европы, или нет? Тут я могу только подтвердить, что маловато нас там. Маловато…
— Вот и зятёк наш говорит, что придётся ему туда скоро собираться, — вступила в разговор его супруга.
— Да чего пристали к солдату? — вдруг раздался голос кадыкастого парня, который почти всё время отгадывал кроссворды на своей полке. — Если начнётся, то всем перепадёт. Прятаться не стану.
— Ох ты, батюшки! Вояка нашёлся! — громко поддела зятька тёща. — Куды тебе в армию? Ты же даже срочную не служил. Лежи ужо тама и помалкивай! Вона с Машкой внучат нам лучша нарожайте. А то свадьбу им шикарну на всю округу сварганили, а они уж цельный год никак не понесут… Что, дочка, вялый, чо ли, муженёк-то?
— Мама! Чего ты при посторонних всякую чушь несёшь? — возмутилась тонким жалостливым голоском дочь Маша.
— Никакой культуры у вас, Валентина Михайловна! — вставил зятёк и снова уткнулся в кроссворд.
— Ой! Культурный нашёлся! Смотри на него! В карманах ни шиша, работает за копейки, ни кола своего, ни двора, а туда же! Умничать взялся! Лучша бы вон на Север поехал или в Сибирь какую-нидь. Чего за зря в носу ковыряться? — завершила свой злой приговор женщина-танк и отправила