Смит помахал своим пропуском перед одним сканером, приложил ладонь к другому, посветил глазом в третий, и только после этого дверь, толщине которой могли бы позавидовать стенки сейфа банка национального резерва, открылась. Причем, открылась она даже не полностью, а предоставила нам щель, в которую мы могли бы протиснуться.
Смит протиснулся первым. Я за ним.
Сразу же за дверью обнаружился пост охраны.
— Мы к Мозесу, — сказал Смит.
— Фрэнк сегодня на работу не вышел, — доложил охранник. — Прислал сообщение, что вчера чем-то отравился и теперь не может далеко отойти от толчка… извините, сэр, прошу прощения, мэм.
— Голосовое сообщение? — зачем-то уточнил Смит.
— Нет, текстом.
— Ладно, — мы протиснулись обратно, и Смит снова вызвал лифт.
— А позвонить было нельзя? — спросила я, когда мы оказались внутри.
— Фрэнк обычно не прогуливает, — сказал Смит. — У меня почему-то и в мыслях не было, что его может не оказаться на месте.
— Погодите-ка, — сказала я. — До меня только что дошло. Он что, здесь не живет?
— Нет, разумеется. Почему он должен здесь жить?
— Потому что он криэйтор и ценный специалист, — предположила я. — Я помню, на вас работал другой криэйтор и ценный специалист, и вы прятали его в хорошо охраняемой хижине в лесу и шагу не давали ступить без вашего надзора. В чем же разница?
— Мозес не настолько опасен, — сказал Смит. — Он местный. Он предсказуем. Кроме того, его таланты заточены на решение крайне специфических задач и не представляют особой ценности для кого бы то ни было за пределами агентства.
— Все равно это как-то на вас непохоже, — сказала я.
— Он живет в районе с частной охраной, и мы за ним присматриваем, — сказал Смит.
— А вот это уже похоже.
— Мисс Кэррингтон, что бы вы о нас ни думали, мы не монстры, — сказал Смит. — И большинство наших людей, отработав на агентство положенные часы, возвращаются к себе домой и живут обычной жизнью.
— Даже вы, Эллиот?
— Я же сказал, большинство.
Мне трудно было представить Смита в обычной жизни. Точнее, я вообще не верила, что у Смита есть обычная жизнь, жизнь вне ТАКС. Что вечерами он въезжает в свой тихий пригород, оставляет машину на подъездной дорожке и идет к дому через изумрудную лужайку, а в доме горит свет, и кто-то внутри ждет Смита и рад его возвращению.
Конечно, у меня не было никаких доказательств, что он рептилоид (хотя я так и не смогла окончательно отказаться от этой теории), но к обычным людям его тоже невозможно было отнести.
Да я и сама, если что, после работы возвращалась в полный убийц и наемников отель.
Мы пересели в другой лифт, и он доставил нас на парковку, где нас уже ожидал служебный черный «эскалейд».
— Планы немного изменились, — сказал Смит нашему водителю. — Сначала заедем по этому адресу.
— Вы переживаете о больных сотрудниках, Эллиот, — сказала я. — Это так трогательно.
— Вам никогда не надоест надо мной издеваться, мисс Кэррингтон?
— Не раньше, чем вот это снова заработает, как и должно работать, — сказала я и помахала у него перед лицом своей затянутой в перчатку правой рукой.
Функциональность к ней возвращалась, но крайне медленно. Скажем, я могла бы включить правой рукой свет, если выключатель будет достаточно большого размера, но речи о том, чтобы держать в ней даже не пистолет, а хотя бы ручку или чашку с кофе, все еще не шло. Если восстановление будет идти такими темпами, мне потребуется достичь возраста Кларка к тому моменту, как все вернется к прежним параметрам.
И до этих самых пор у меня будет моральное право издеваться над Смитом столько, сколько я захочу. Хотя это уже вовсе не так забавно.
Мы покинули Город и въехали в тихий пригород, где дома утопают в зелени, а ветки деревьев образуют полог из листвы над дорогой. В таком месте мог бы жить и Эллиот Смит, если бы он был нормальным человеком.
Но на самом деле здесь жил Фрэнк Мозес, артефактор ТАКС. По дороге Смит несколько раз набирал его номер, но ответа так и не дождался. После второго гудка включался автоответчик, и Смит каждый раз просил ему перезвонить.
Никто, разумеется, так и не перезвонил.
В нашей работе это тревожный симптом, и когда водитель припарковал «эскалейд» на аккуратно вымощенной светлым камнем подъездной дорожке, внутренне я уже была готова ко всему.
Смит тоже. Он дважды позвонил в дверь, и, так и не дождавшись ответа, отошел в сторону, приказывая нашему водителю ее выбить.
— Если он действительно болен и не может отойти от туалета…
— Если он до сих пор не отреагировал на мои звонки, значит, он без сознания, — сказал Смит. — И тогда мы прямо-таки обязаны войти и вызвать для него «скорую помощь».
Водитель (полагаю, он тоже был не просто водителем, а оперативным агентом ТАКС) выбил дверь первым же ударом ноги, мы вошли внутрь и сразу же увидели Фрэнка Мозеса. Он сидел на кресле в большой гостиной, и его невидящие глаза смотрели в экран телевизора, по которому шли помехи.
Смит приложил пальцы к его шее, но лишь для проформы. Было очевидно, что Фрэнк Мозес мертв уже несколько часов.
— Дверь была закрыта изнутри, и я не вижу признаков насильственной смерти, — сказал Смит.
— Конечно, — согласилась я. — Он умер сразу же после того, как мы с вами вернулись из Миров Бесконечной Войны, и вы вспомнили, что обещали меня с ним познакомить. Что может быть естественней?
— Вы правы, это подозрительное совпадение, — согласился Смит. — Надеюсь, вы же не думаете, что это я его убрал?
— Это ведь так на вас непохоже.
— Если бы на самом деле я не хотел вас знакомить, у меня в запасе был бы десяток способов этого не делать, — сообщил он. — Возможно, какие-то из них показались бы вам подозрительными, но не более подозрительными, чем это. И не пришлось бы никого убивать.
— Допустим, — сказала я. — А как далеко Мозес продвинулся?
— Продвинулся в чем?
— В создании генератора узконаправленных индивидуально-персонализированных лучей смерти, при помощи которых можно убить вообще кого угодно по вашему выбору.
— Он ничем подобным не занимался, — сказал Смит. — Как и никто в нашем техническом отделе.
— Почему же тогда его убили? — спросила я.
— Я не знаю. Я даже пока не уверен, что его убили.
— Похоже, что