В тот день из его комнаты слышался странный грохот. Обычно так об шкаф ударялась шайба, и мама потом отчитывала его за порчу мебели. Но сейчас ей было некогда – она ворчала над Женькой, которая снова что-то забыла или перепутала и начала фальшивить.
Саша выбралась из-за компьютера в своей комнате и направилась в кухню, чтобы отнести туда большую кружку с остатками чая и фантики от конфет.
Что-то вдруг застучало, и она повернула голову в сторону Данькиной комнаты. Он оставил своё занятие долбить по шкафу шайбой и, кажется, решил куда-то отправиться. Именно так грохотали его костыли.
Дверь открылась, и он показался на пороге – снова небритый и взъерошенный, в помятой серой борцовке и спортивных штанах с белыми лампасами. Огляделся, недобро сверкая глазами, и задержал на сестре недовольный взгляд.
– Ты куда собрался? – негромко спросила она.
Брат ничего не ответил и повернул в большую комнату, где за инструментом культурно болтали о своих минорах и мажорах мама и Женька. Саша удивлённо хлопнула ресницами и скользнула к проёму вслед за Данькой.
Парень всё так же молча простучал костылями по полу прямо к пианино и остановился на секунду, нависнув над маминой ученицей. Та в недоумении подняла на него лицо и, смущённо улыбнувшись, убрала кудряшки за ухо.
То ли нарочно, то ли специально Данька уронил костыль, и Женька, ойкнув, бросилась его поднимать. И когда она замельтешила у мамы перед глазами, он смахнул с пианино ноты и резко открыл верхнюю крышку. Саша глазом не успела моргнуть, как Данил запустил туда руку, и что-то внутри жалко зазвякало и загудело.
Мама только успела издать протяжное «О-о-о!!!», когда этот Халк с мясом выдрал из инструмента внутренности, бросил на клавиши изуродованные струны и молоточки и громко шарахнул крышкой.
Женька уже успела поднять костыль и теперь, с ужасом открыв рот, смотрела на эту картину.
– Ты что наделал? – раздавленно произнесла она, придя в себя первой.
Он схватил костыль и дёрнул у неё из рук, прошипев еле слышно:
– Уходи! И не появляйся здесь больше, маленькая!
Женька ещё несколько секунд смотрела в его ненормальные, почти чёрные глаза и в лицо, отражавшее всю несправедливость мира, а потом резко повернулась, хлестнув его кудрями по щекам, и понеслась на выход.
Мама молча сидела за испорченным пианино, в безысходности обхватив руками голову. Слов у неё не было. Только слёзы.
Внутри, поднимаясь, как молекулы кипящей воды, забурлили и запрыгали эмоции. Саша встала в проёме и преградила брату дорогу из комнаты.
– Уйди, – буркнул Данька, махнув костылём.
Она глотнула воздуха в грудь и громко рявкнула:
– Почему ты ведёшь себя как дебил?!
– Потому что, наверное, я такой и есть! – гавкнул брат. – Потому что всё неправильно и не должно так быть!
И, выпуская ураган наружу, Саша заорала:
– Ты сломал мамино пианино! Ты обидел Женьку! Ты гоняешь от себя Шайбу, который тебя с того света достал! Они тебя просто любят! Тебе самому не противно?! Зачем ты с ними так?!
Даньку мелко затрясло. Он снова стукнул костылём об пол и, ничего не ответив, толкнул её плечом и ускакал в свою комнату, не забыв погромче грохнуть дверью о косяк.
Выплёскивая кипящее негодование, Саша с силой запустила кружку ему вдогонку, и она гулко ударилась в дверное полотно, оставляя вмятину и разлетаясь осколками в стороны. Пусть вспомнит, что в этом вспыльчивом семействе не только он один умеет злиться и выражать свою ярость!
– Да! Она маленькая! – выдохнула Саша с громким криком. – Но мозгов у неё побольше, чем у тебя! Она думала, что ты ходить никогда не сможешь, и всё равно не испугалась! А ты! – она запнулась, подбирая слово. – Валенок ты! Сибирский!
* * *
Мама возилась на кухне, раскладывая на столе тарелки и приборы, а Ириска снова рисовала в своих блокнотах целые хоккейные сюжеты и истории. Денис сегодня прибыл из выезда, забросил сумки в съёмное жилище, примчался на ужин к родителям и только что выбрался из душа. Вот только папы пока ещё не было, и все дружно ждали, когда он тоже вернётся домой.
Лёгкая трель дверного звонка мягко прокатилась по квартире, заставляя Ковалёвых оставить все дела и броситься к двери. Первой, опережая брата, к ней подоспела Ириска в своём неизменном свитере. Ей было уже тринадцать, она подросла, но свитер всё ещё был ей велик. И, выкручивая ночной замок, она показала Денису язык.
– Отойди! – брат тут же отпихнул её от проёма и выглянул в подъезд, где за папиным плечом, улыбаясь до ушей, стояла его любимая Сашка.
Папа лишь успел посторониться, когда он выскочил босиком из квартиры и сгрёб девчонку в охапку.
– Где это вы встретились? – послышался удивлённый мамин возглас за их спинами.
И папа, исчезая за порогом, устало бросил:
– Потом тебе расскажу!
Денис чмокнул девушку в нос и, пропуская её вперёд, вошёл в прихожую и закрыл за собой дверь:
– Нормально доехали? Без приключений?
Отец сидел на пуфике и неторопливо расшнуровывал ботинки. Он неопределённо поморщился и, махнув рукой, аккуратно поставил обувь у стенки, повесил куртку на вешалку и направился в ванную мыть руки.
– Нормально, – шепнула Саша, обнимая за пояс своего вратаря и шепча ему на ухо: – Только он не захотел мне говорить, что делал у нас в городе, хотя я несколько раз ему намекала, что мне интересно! Ты в курсе? А мама знает?
Денис прикрыл веки, давая понять, что ему известен ответ на этот вопрос, и приложил указательный палец к губам.
Она вопросительно и удивлённо изогнула правую бровь и насторожилась:
– Не знает! У вас какие-то секретики с ним?
– Это его секретик, – передразнил Денис, – поэтому не могу тебе сказать!
– Тогда я умру от любопытства! – всё так же шёпотом заявила она и, скрещивая руки на груди, обиженно выпятила вперёд нижнюю губу.
И он рассмеялся в ответ. Саша уже привыкла к Ковалёвым и чувствовала себя среди них своей. За ужином болтала с Ириской и мамой о всяких девчачьих штучках, отвлекая внимание от отца, а тот бодрился и в то же время старался не высовываться.
Летом Денис рассказал ему о Ванькиных любовных приключениях и обрадовал новостью, что он теперь дед. В красках и даже