Мы присели именно в эти кресла.
— Знаете, — говорил подполковник, изображая задумчивость, — Мой покойный отец любил повторять: «Не доверяй людям, которые приходят первыми — и у которых слишком чистая биография». У вас, господин Шабарин, в жизни есть грешки, мы уже уточнили. Так что… Могу вам доверять.
— Вашу логику не разделяю. Хотя… Безгрешным может быть только ребенок, — сказал я, наблюдая, как Лопухин сам расставляет шахматные фигуры.
— Как вы смотрите на то, чтобы выпить кофе и сыграть партию в шахматы? Вы же умеете играть в шахматы, господин Шабарин? — все еще ёрничая, спрашивал меня подполковник.
— Как ходят фигуры, знаю, — сказал я, солгав.
Мой дед был фанатам шахмат. Он знал наизусть все партии финалов чемпионатов мира, прорабатывал ходы чемпионов, покупал всевозможные книги. Дед для меня был всегда авторитетом, даже, наверное, большим, чем отец. Так что я в детстве играл в шахматы чаще, чем в машинки с танками Даже в лихие девяностые и то не забывал играть, считая, что лучше шахмат стратегическое мышление ничто не развивает. А компьютер покупал лишь для того, чтобы иметь возможность играть в шахматы в любой удобный для меня момент без поиска соперника, ну и потому, что компьютер молчит, когда играет.
В этом времени с шахматами я пока не сталкивался, хотя знаю, что некоторые дворяне весьма увлекаются игрой. И не думаю, что уровень познания в шахматах у людей нынешнего века будет значительно выше, чем у тех шахматистов, которых я оставил XXI веке.
— Какими предпочитаете играть? — уточнил подполковник, когда мы уже присели за стол и нам поднесли кофе, а шахматы были расставлены к началу партии.
— Пожалуй, чёрными, — сказал я, разворачивая доску таким образом, чтобы чёрные фигуры оказались на моей стороне.
— Черные? Интересный выбор. Обычно все хотят ходить первыми, от того выбирают белые фигуры, — сказал подполковник, начиная какую-то игру слов и завуалированных фраз.
— Порой нужно посмотреть, какой именно ход сделает твой соперник, чтобы не просто выстроились оборону, но и начать атаку. Если войско неприятеля не выдвигается вперёд, то нет возможности ударить ему во фланг и разбить, — говорил я, принимая правила игры, и речь не столько о шахматах, сколько об общении.
Третье Отделение затеяло свою политическую игру. Это уже очевидно.
— Не могу не заметить, что последний манёвр в Екатеринославе оказался весьма удачным, и удар во фланг лихой кавалерии получился. Словно резерв, ранее скрытый от противника вступил в решающий момент в сражение и опрокинул неприятеля. И все равно… Не думаете же вы, что ваш противник столь беспечен и не мог, к примеру, устроить засаду артиллерии. Что, если ваша конная нарвется на картечь? — Лопухин сделал очередной ход, выставляя вперёд коня.
— Всякое возможно, но для этого есть разведка, чтобы узнать, что задумал неприятель, — сказал я, сделав и свой ход.
— Будем считать, что в том сражении ваша разведка прозевала артиллерийскую засаду, — ухмыльнулся подполковник, продолжая лихо идти своими фигурами в атаку, выставив слона.
— А чего же вы, Владимир Сергеевич, со счетов списываете казаков-пластунов, чьё мастерство я уважаю и изучаю? Весь весьма вероятно, что они уже вскрыли артиллерийскую засаду и в данный момент ножами вырезают всю прислугу. Делают это тихо, не привлекая всеобщего внимания, — сказал я, уводя из-под удара своего ферзя, при этом увлекая противника, побуждая Владимира Сергеевича делать несколько очевидных ходов.
До Лопухина не сразу дошло, насколько угрожающе и вызывающе могли звучать мои слова. Весь, на самом деле, сейчас не так уж и завуалированно прозвучала угроза, что я просто вырежу всех своих врагов. Но, чем прекрасно иносказание, вот эта игра словесного кружева? Прежде всего, тем, что здесь можно сказать практически всё, что угодно, и при этом всегда можно отыграть назад, сделать невинное выражение лица и утверждать, что меня неправильно поняли, это я так, лишь фантазирую.
— Я правильно понимаю, что вы меня угрожаете? — спросил подполковник, и куда только делись его ухмылки и ёрничество.
— Владимир Сергеевич, разве же я какой-то безжалостный убийца? Я лишь вам рассказал о том, как могли бы складываться события в том сражении. Ведь на каждое действие всегда найдется противодействие. И… все мы под Богом ходим, кто знает, сколько нам уготовано, — философски заметил я и перекрестился.
Мой Визави также осенил себя крестом, сделав это, скорее, машинально. Он, наверняка, не ожидал, что я осмелюсь вот так с ним разговаривать. Я прекрасно знаю, какова может быть психология человека, который работает в Конторе, как бы она ни называлась в каком времени. Появляются порой чувства вседозволенности, ожидание покорности от всех и каждого. Кому-то из сотрудников удаётся с этим справиться, кому-то — нет. Ибо все люди, все грешные!
В гостиной установилась тишина. Своего рода состоялся первый раунд словесной баталии, и стороны ушли на перерыв. Однако, фигуры продолжали щёлкать по доске коротко и резко. Никто не разговаривал. Слуги стояли у стены, будто их не было. Только мы двое — и доска между нами.
Казалось, что Лопухин был спокойным и уверенным. Он почти не смотрел на меня. Только на поле. Тем временем, я намеренно подставлял свою пешку, увлекая вражеского ферзя, чтобы эта главная фигура оказывалась под ударом моего слона и ладьи. Всё же из подполковника игрок никудышный.
— Алексей Петрович, вы человек молодой, но я убедился, что не лишены разума. Между тем, вы нарушили порядок. Много кому пришлось договариваться о том, чтоб всё происходило спокойно, чинно, каждый был на своём месте. И тут появляетесь вы… — казалось, что.Лопухин начинает терять терпение, он уже видит, что проигрывает партию, а ведь так, наверняка, ему хотелось проучить наглого юнца и показать мастер-класс игры.
— Если правила основываются на грабеже моего Отечества, мздоимстве, казнокрадстве, убийствах и всевозможных грехопадениях, то такой порядок я готов нарушать всеми доступными для меня средствами, — неожиданно для своего собеседника я проявил жёсткость, добавил металл в голосе, и поставил в разговоре себя на первое место, а подполковник даже вздрогнул.
— Думаете, что я за грехи и воровство служу? Но нужно жертвовать малым, чтобы получать большее! Если начнётся откровенная война между властными людьми, то они не сойдутся в личном поединке, а будут смотреть, как мы, вы и я, начнём