Она была уверена, что такая образованная красавица, как Ниночка, незамеченной не останется. Она вполне сможет найти себе супруга среди дипломатов.
– Даже устроившись гувернанткой, у вас появится возможность хотя бы путешествовать вместе с семьёй, а это новая строка в рекомендательном письме, не говоря уже о личных впечатлениях. Но, разумеется, без вашей на то воли я ничего никому не скажу. Прошу вас, подумайте.
Лучистые глаза Петерсон разгорелись взволнованным блеском, а щёки зарумянились по мере того, как Варя говорила.
– Вы правда сможете посодействовать? – наконец спросила Нина Адамовна, поборов первое изумление.
Варя прикрыла глаза и мысленно прикинула, какими аргументами придётся умасливать Анастасию, чтобы та уступила и помогла.
В этот момент на улице кто-то закричал, и возница рывком натянул поводья, чтобы остановить экипаж. Девушки внутри резко качнулись вперёд, а потом назад, продолжая держаться за руки. Судя по обрывкам долетавших до них фраз и брани, на дорогу выскочила кошка, едва не став причиной аварии.
Варя тотчас вспомнила о том, что нужно поторопиться, и заговорила скорее:
– Я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах. Но, милая моя Нина Адамовна, я вынуждена умолять вас помочь и мне, потому что мне более не к кому обратиться и не у кого искать понимания.
Не успела Воронцова договорить, а Ниночка уже вырвала у неё руки.
– Das ist unerhört![26] – Её ноздри затрепетали, а голос задрожал, будто пепиньерка готова была расплакаться. – Вы вздумали сыграть на моей слабости? Или же просто нашли повод понасмехаться?
– Нина Адамовна, я вас умоляю, дослушайте прежде, чем обижаться. – Варя сложила ладони в молитвенном жесте и с видом небесного ангела прошептала: – Я вам со всей искренностью помогу. От всей души. Клянусь. Но и мне нужна ваша помощь и поддержка. Я даже готова заплатить. Поверьте, умоляю, потому что я целиком в вашей власти, – и ещё тише добавила: – Мне необходимо встретиться с молодым человеком.
Петерсон отстранилась от Вари так, словно не узнавала её.
– И с кем же? – И снова в голосе пепиньерки звучало не осуждение, а простое женское любопытство.
Ниночка прищурилась:
– Уж не с учителем ли японского, которого вы выдаёте за учительницу?
Воронцова едва не рассмеялась от облегчения.
– Вовсе нет, – она покачала головой. – Учительницу мне нашли родители. С ней всё в порядке, но… я собиралась ехать не к ней. Мне нужно увидеться с одним дворянином. И это просто прекрасно, что я буду в компании наставницы…
– Кто он? – нетерпеливо перебила Ниночка.
Сама того не заметив, она вновь придвинулась к Варе ближе. Сердце у той от страха едва не разорвалась, потому что лгать приходилось всё чаще, а от этого внутри шевелилось препротивное чувство вины, поэтому Воронцова решила свести любую ложь к минимальной. Она была твёрдо уверена, что Ниночка удовлетворит-таки любопытство, но откажет ей в поездке. Побоится. Заговорит о репутации и правилах. Быть может, не выдаст её Ирецкой ради обещанных рекомендаций. Но уж точно поездку не одобрит. И всё же Варя решила рискнуть и сказала:
– Я обещала сегодня наведаться, ради краткого разговора, в дом Обуховых на Фонтанке. Ненадолго. И совершенно в рамках приличий. Но этот разговор очень важен для меня, потому что…
Она осеклась, потому что Нина Адамовна округлила глаза и приоткрыла рот в крайнем изумлении, которое сменилось внезапным восторгом, когда пепиньерка вдруг воскликнула:
– У вас роман с Германом Обуховым?!
Она едва не захлопала в ладоши, но Варя перехватила её руки. Ей захотелось уверить её, что ни о каком романе речи быть не может, она едва его знает, но Воронцова вовремя прикусила язык.
– Я вас умоляю, тише, – горячо зашептала Варя. – Нина Адамовна, дайте слово, что ни единой живой душе в институте не расскажете. Ни одна моя подруга не знает. И, как мне кажется, узнать не должна. Потому что мы, современные девушки, и без того живём под неусыпным надзором родителей и воспитателей, не имея никаких прав на собственное волеизъявление, словно мы существуем в Средние века. Словно мы не прогрессивны. А я, между прочим, считаю, что замуж нужно выходить не просто по любви, а хорошо человека узнав. И уж точно не по настоянию отца с матерью за того, кого для тебя выбрали просто потому, что им этот союз сулит выгоду или видится матримониально удачным. Германа Обухова я лишь хочу узнать чуть лучше, чтобы понять, есть ли у нашего с ним знакомства будущее. Осознанное решение принять, если на то пошло.
Пылкий монолог Воронцовой пронял Ниночку настолько, что к его кульминации ни следа не осталось от напряжённой, холодной пепиньерки. Сидевшую рядом в экипаже молодую особу словно бы расколдовали. Её яркие глаза блистали восторгом, а румяное лицо выражало самое живое участие. Петерсон улыбалась так, что на щеках появились ямочки. И Варя невольно удивилась тому, сколь сильно меняют их облик порядки и рамки.
– Пожалуйста, Нина Адамовна, помогите мне. Всего одна краткая беседа. Вы будете неподалёку. Мне тоже так будет спокойнее. Но никто не должен узнать.
Петерсон покачала головой. Не в осуждении, а, скорее, просто не в силах уложить в уме происходящее.
– Никогда бы не подумала, что вы способны на подобные авантюры. – И затем вдруг изрекла пространное: – Молодой граф Обухов весьма хорош собой, насколько я припоминаю его на тех редких балах, где мы пересекались. Он тогда учился в Санкт-Петербургском Императорском университете. На юридическом, если не ошибаюсь. А ещё он графских кровей, как и вы. Удачная партия, не спорю. И очень, как вы выразились, осознанное решение. – Петерсон махнула рукой. – Велите извозчику поменять адрес. Я не знаю, где живут Обуховы.
Эти простые, легко сказанные слова вызвали смесь ужаса и облегчения, но времени на продолжительные объяснения почти не оставалось, поэтому Варя постучала в окошко вознице и назвала новый адрес. Тому было совершенно безразлично, куда барышни направляются и зачем. Его дело – отвезти, дождаться и возвратить в институт обеих. Поэтому спустя четверть часа Воронцова в сопровождении Петерсон, принявшей вновь серьёзный облик, позвонила в двери особняка на Фонтанке.
Открыла горничная в форменном платье и белом кружевном чепце. Ею оказалась та самая Мильчина, которую подкупили, чтобы подкинуть в дом украденную брошь.
Женщина чуть не лишилась чувств, едва увидела на пороге Варю, но та притворилась, будто видит её впервые, как они и условились.
Воронцова вежливо улыбнулась и сказала:
– Добрый день, передайте Герману Борисовичу, что пришла Варвара Воронцова. Он…
– Он вас ожидает, – без всяких приветствий закивала Мильчина и, посторонившись, запоздало добавила: – Добрый день, сударыни. Следуйте за мной, будьте любезны.
Горничная более не поднимала на Варю глаз, а появления Петерсон, кажется, вовсе не заметила. Она проводила девушек в ту самую гостиную с фортепиано, где состоялось неудачное знакомство с Германом, затем пробормотала что-то невнятное о том, чтобы дожидались здесь, но даже удалиться не успела.
Из дверей в противоположном конце комнаты появился Герман в светло-сером домашнем костюме-тройке без галстука. Выглядел он весьма достойно, что как бы намекало: младший Обухов Варю действительно ждал.
– Bonjour[27], Герман Борисович, – Воронцова изобразила самый идеальный реверанс, на какой вообще была способна, чтобы только Ниночка не сомневалась в том, сколь сильно Варя заинтересована произвести правильное впечатление. – Это моя компаньонка, Нина Адамовна Петерсон.
– Добрый день,