Тем более странно прозвучало предложение по окончании тура:
— Мистер Грандер, если вам интересно, есть возможность купить некоторые картины из запасников…
Блин, я чуть матом не послал. Понятно, что стране нужна валюта, но зачем же национальное достояние разбазаривать? Представитель Государственной закупочной комиссии или кто он там от моей перекошенной рожи шарахнулся в сторону и больше о продаже не заикался.
А я, наверное, в первый раз шкурой прочувствовал идеологию «мировой революции», для победы которой не жалко ничего.
И никого.
Дулся до вечера, несмотря на попытки Коротких и Панчо растормошить меня.
Испорченное настроение усугубили явившиеся в «Метрополь» Триандафиллов и Калиновский, которых мы с Панчо пригласили на ужин. Товарищи командиры прибыли во всем сиянии — мундиры, портупеи, надраенные сапоги, шик-блеск-красота! Но должен отметить, что в ресторане кроме них военных не оказалось — дорого, даже для двенадцатой категории, а тырить миллионы из военного бюджета тут не принято. Вот разбазарить на какую фигню — это запросто.
Тему частного бронекорпуса пришлось отложить в сторону — товарищ Ворошилов категорически и в упор против. Триандафиллов пытался утешить тем, что обратился к знакомому по Восточному фронту Куйбышеву, тоже члену Политбюро и председателю Всесоюзного совета народного хозяйства. Вместо танков беседовали о телефонизации Москвы, о том, что во многих городах и поселках вокруг электричества нет в принципе…
— Обязательно будет! — уверенно заключил Калиновский. — Сейчас электрифицируют железные дороги, а с ними и все поселения вблизи.
— Ну так железные дороги не везде…
— Ничего! — оптимистично отвел мои возражения Константин. — Электричество обязательно появится!
— Когда же?
— А это как план покажет. Если не в первую пятилетку, то во вторую.
Ну так-то да, большой скачок даст результат, лет через пять. Вот только комбриги и комкоры жили на всем готовом и цену этих преобразований не ощущали.
Рано утром меня со всей вежливостью, но крайне непреклонно разбудили — по мою душу прибыл все тот же арбатский порученец и передал записку от Триандафиллова, что Куйбышев согласился меня выслушать. Едва мы с Панчо позавтракали, как явился второй посланец и вручил запечатанное в конверт с литерами «В.С.Н.Х.» приглашение явиться в 14:00 к товарищу Куйбышеву.
Такими приглашениями не разбрасываются, и ровно в два мы входили в кабинет на площади Ногина.
Куйбышев являл странное сочетание: громадная залысина на полголовы и густая шевелюра на оставшейся половине, живые внимательные глаза и мешки под ними, высшая государственная должность и ношеный полувоенный френч…
— Проходите, мистер Грандер, мистер Вилья! — поднялся он нам навстречу. — Присаживайтесь.
Пока я устраивался, он молчал, но сразу же перешел к делу:
— Я в курсе решения товарища Ворошилова, но, думаю, мы сможем вам помочь. Разумеется, если вы поможете нам.
— Каким образом?
— Например, участием в закупках оборудования.
От неожиданности я малость отшатнулся, но Куйбышев, приняв мою реакцию за отказ, кинулся убеждать:
— Объем закупок на многие миллионы долларов, в том числе заводы целиком. Вот список возводимых предприятий, можете ознакомиться.
Мать моя женщина! Да уж, совсем травоядные времена, государственные секреты за просто так первому попавшемуся миллионеру показывают… Ну вот никак у меня не укладывалось в голове, что товарищ Куйбышев не понимал, сколько стоит такая информация. Или это предложение, от которого я не смогу отказаться?
Панчо тем временем листал список — на сорока листах, на каждом позиций по тридцать! Это что же, тысяча с лишним заводов одним махом? Проняло не только меня, но и Панчо, так-то за несколько дней в России он заметно прибавил в языке — то есть не только слушал и кивал изредка, а вставлял с акцентом одно-два слова.
Вот он и вставил:
— Вы даете нереальные планы. Это волюнтаризм.
Я чуть сквозь землю не провалился — мало того, что всякой фигни от меня нахватался, так еще и применил в самый подходящий момент! — и кинулся исправлять положение:
— Большая часть останется недостроенной, вы заморозите средства. Тут лучше меньше, да лучше.
— Вы читали Ленина? — уставился на меня председатель ВСНХ,
— Нет, но это азы бизнеса, концентрация капиталовложений.
— Вы не представляете, с каким энтузиазмом наши люди участвуют в строительстве! — вспыхнули глаза Куйбышева. — Кроме того, половина средств идет всего на пятьдесят предприятий!
— Тем более, какой тогда смысл разбрасываться на остальные? Или у вас безработица и некуда девать специалистов? — как можно более наивно спросил я.
Вот совсем мне не улыбалось становиться «полезным буржуем» при Советском правительстве — и в Москве будут всегда с подозрением относиться, и в Америке тоже, за связь с коммунистами. Потому и задал такой вопрос, что твердо знал — безработицы нет, а дефицит специалистов дичайший.
— Значит, не хотите, — поскучневшим голосом резюмировал Куйбышев.
— Почему же? Я могу помочь, причем там, где я понимаю, в биржевой торговле. Да-да, я умею качать рынок и влиять на цену. Если мы синхронизируем наши действия, то вы сможете покупать на минимуме, а я — зарабатывать на колебаниях.
— Вряд ли ваши усилия смогут сильно поменять цену на заводы.
— При ваших объемах, — я потыкал в список, — даже изменения в полпроцента могут принести десяток миллионов. Но только при соблюдении полнейшей секретности.
В самом деле, не хватало мне еще напрямую с советскими шпионами контачить — пусть не в посольстве, которого пока нет, так в «Амторге», где каждый второй коминтерновец, а каждый первый из Иностранного отдела ОГПУ. Чем больше людей будут считать, что мои поездки в СССР — дань необходимой для джентльмена эксцентричности, тем легче мне будет. Тем более Лавров уже намекал на интерес ко мне со стороны мальчиков Гувера. Слабый пока интерес, предварительный, но зачем дожидаться, когда он перерастет в разработку?
На обратном пути в гостиницу, когда автомобиль карабкался по Лубянскому проезду, Петя заерзал на сиденье и показал на на большую афишу поперек фасада Политехнического музея:
— Маяковский выступает! Хотите посмотреть? Лучший наш поэт!
Я с сомнением глянул на Панчо — мне-то интересно, а вот каково мекиканцу? Простой разговор еще туда-сюда, но поэзия?
— Хотим, — вдруг раздухарился Панчо.
Большую аудиторию музея набили для отказа, но Петя немыслимым образом ухитрился ввинтить нас внутрь. Хотя почему немыслимым — вокруг кругами распространялся шепот «Американцы! Миллионер! Грандер, который радиотехник!». Не иначе, студенты меня признали, к тому же о визите писали газеты. К нам с другого конца зала, перешагивая через сидящих в проходах на ступеньках, пробрался Кольцов и долго тряс руку.