Княжна затравленно огляделась, не в силах отделаться от ощущения чьего-то присутствия. И чем больше она всматривалась в чёрные провалы теней за деревьями, тем сильнее делалось это чувство.
— Нет, — прошептала Мстиша, и в её угасающем голосе стояли слёзы, — нет… Ты ведь обещал мне. Ты обещал, что он никогда не сбудется...
Но она уже различимо слышала мягкий шорох листвы под сильными тяжёлыми лапами, она уже видела проблеск жёлтых глаз, пристально следящих за ней. Вот среди полуголых ветвей мелькнуло что-то тёмно-серое, и зверь, огромный и худой, показался на прогалине. Боясь дышать, Мстиша не могла отвести от него взгляда.
— Нет, нет, нет! — словно молитву, зашептала она и принялась яростно извиваться, силясь освободиться от пут. Но верёвки не поддавались, а волк продолжал медленно надвигаться на неё, будто понимая, что его жертве не сбежать и спешить некуда. — Ты обещал, обещал! — плача, повторяла Мстислава, глядя в горящие голодом, бесстрастные и оттого ещё более пугающие очи неумолимо приближавшегося зверя. — Ратмир! — не выдержав, закричала она.
И в этот миг волк прыгнул.
***
Леденящий душу, полный отчаяния голос Незваны разорвал тишину, когда Ратмир, пробравшись через заросли, наконец выехал на укромную полянку. Он успел заметить серую тень, метнувшуюся к дереву, на которую с неба тут же обрушилась другая — маленькая и яростная.
— Мстиша!! — закричал княжич, увидев привязанную к дереву девушку.
Одновременно с его словами из давно натянутого лука вылетела стрела. Полная смертоносной силы, она угодила волку прямо в грудь, заставляя того замертво повалиться на землю. С тех пор, как они ступили на эту тропу и Ратмир почувствовал до боли знакомый запах зверя, он знал, что ему придётся совершить. Знал и ни мгновения не колебался. Больше не глядя на поверженного волка, Ратмир слетел с лошади и кинулся к жене.
— Мстишенька!
Подбежав к ней, он осторожно поднял её поникшую голову. Измождённая и иссиня-бледная, на него смотрела Мстислава. Его Мстислава. По щеке тонко струилась кровь — должно быть, зверю всё-таки удалось зацепить её.
— Ратмир… — прошептала Мстиша, и от звука чуть хрипловатого, но по-прежнему серебристого голоса по телу пробежали мурашки.
Княжич торопливо достал нож и быстро разрезал верёвки, принимая в объятия повалившуюся на него обессиленную Мстиславу. Её ледяное, негнущееся тело прикрывала лишь Незванина рубаха, превратившаяся в лохмотья. Сорвав с себя плащ и бережно укутав жену, Ратмир забрался в седло, прижимая её к себе как бесценное сокровище. Он уже собирался тронуться с места, когда Мстиша приоткрыла сомкнутые веки. В небесно-голубых глазах плескалась тревога.
— Ты… — Её посиневшие губы не слушались. — Ты убил его?
— Да, родная, не тревожься. — Обернувшись через плечо, княжич бросил взгляд на издохшего зверя: на серый растрёпанный мех мирно опускались снежинки. — Он больше не причинит тебе вреда.
— Но ведь… — Брови Мстиславы горестно изогнулись, а глаза наполнились слезами. — Колдун сказал, что… — Она рвано выдохнула. — Теперь ты…
— Да, — просто согласился Ратмир и нежно погладил её по щеке. — Теперь я снова стану оборотнем.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Он должен был столько сказать ей, но слова не шли. Пока не шли.
— Ты ведь будешь любить меня и таким? — наконец заставил себя слабо улыбнуться княжич.
Мстишины глаза расширились, будто она не верила своим ушам. Будто даже в шутку усомнившись в ней, он сказал что-то святотатственное, и вместо ответа она со всей силы прильнула к нему. Ратмир крепче прижал Мстиславу к себе и тронул коня.
— Домой, — негромко сказал он и почувствовал, как глубоко и облегчённо вздохнула Мстиша у него на груди.
Они медленно ехали по тихому, поседевшему за одно утро лесу, а над ними, гордо раскинув крылья, точно стяг реял Бердяй.
Эпилог.
Поленья весело потрескивали в очаге, и Мстиша придвинулась чуть ближе к огню. В эту долгую осеннюю ночь, что, как говаривала Стояна, ехала на двенадцати подводах, особенно хотелось света и тепла. Вспомнив старую няню, княжна улыбнулась: она должна была прибыть в Зазимье сразу, как окончательно установится зимняя дорога. Мстиславе не терпелось повидаться с няней, но она успокаивала себя тем, что Стояна задержится с ними надолго — её помощь совсем скоро понадобится Векше.
Мстиша опустила глаза на вязание на своих коленях — её вклад в приданое для младенца. Спицы, что смастерил Шуляк, остались в его избушке, но Ратмир вырезал ей новые, ещё краше старых, и одеяльце выходило справным и тёплым.
Княжна перевела задумчивый взгляд на очаг. Тот самый, в котором год назад она едва не сгубила их с Ратмиром жизни. Но Мстиша смотрела спокойно, и в её душе больше не жила тревога. Она чувствовала, что сполна искупила свою вину.
Мстислава потянулась к зеркалу, лежавшему на столе. Она всё никак не могла насмотреться на себя, и иногда просыпалась посреди ночи от ужасных сновидений, в которых снова становилась Незваной, а Ратмир по-прежнему не узнавал её. Каждый раз, глядя на своё отражение, Мстиша обещала себе, что не станет смотреть на левую щёку, что отныне пересекал багровый след волчьего когтя. И всякий раз она не сдерживалась и смотрела, находя в шраме странное, мучительное удовлетворение. Оставленный тем самым существом, что отныне, стоило в небе показаться полной луне, захватывало власть над Ратмиром, он удивительным образом связывал их ещё крепче. Шрам, навсегда лишивший Мстишины черты былого совершенства, служил напоминанием о том зле, что она причинила ему.
Ратмир успокаивал её, уверяя, что вскоре рубец побледнеет и станет вовсе незаметен, что он и так не видит его, но Мстиша всегда помнила о нём. Этот шрам вместе с уродливой полосой на руке, что оставила тетива Сновида, были её отметинами. Свидетелями того, какую цену ей пришлось заплатить за ошибки, и предостережением от новых.
Мстислава отложила зеркало и снова взялась за работу. Нитка запуталась, и, ленясь вставать за ножницами, Мстислава отстегнула нож с пояса. Разрезав узел, она задержалась