— Ведьма! — бессильно прошипела Мстислава.
— Ведьма здесь только одна, — усмехнулась Незвана, — и если боярыня выкинет плод или, не приведи Великая, умрёт, будь уверена, я позабочусь, чтобы злодейку предали справедливому суду.
Мстислава едва удерживалась от того, чтобы не кинуться на мерзавку и не выцарапать ей глаза, но Незвана предостерегающе проговорила:
— Всё в твоих руках. Откажись от Ратши и уходи. Навсегда уходи из Зазимья, и тогда я обещаю, что не причиню вреда твоей подружке.
Нет! Нет, нет, нет! Только не теперь, когда цель так близка! Когда Мстиша чувствовала, что Ратмир вот-вот узнает её, вот-вот догадается! Хотелось кричать в голос, бить и крушить всё вокруг, хотелось исполосовать самодовольное — её собственное — лицо. Но Мстиша ничего не могла поделать. Она снова оказалась в ловушке, из которой существовал единственный выход. Обвинения в колдовстве были ничем по сравнению с несчастьем, которое могло случиться с Векшей. Пусть даже Мстиславе удастся снять колдовские чары и снова стать собой, всё померкнет, если Векша пострадает по её вине.
Мстиша застонала и спрятала лицо в ладонях. Незвана тихонько выдохнула. Она знала, что победила.
Княжна подняла голову и сдавленно попросила:
— Я хочу увидеть его. В последний раз.
— Нет, — отрезала Незвана.
Великая Пряха! Мстише потребовалось время, чтобы преодолеть себя, прежде чем повержено спросить:
— Что я должна делать?
17. Сон.
От корзины шёл упоительный запах свежего хлеба. Не такого, что замешан из серой грубой муки. Нет, на княжеском подворье пекли из белоярой пшеницы и самого отборного жита, и куски, предназначавшиеся грязным колодникам, были куда лучше, чем те, какими они с Шуляком когда-то довольствовались.
Стражник, ведший Незвану к острогу, не смел лишний раз взглянуть на неё и только со страдальческим видом косился на мелькавшие из-под подола крошечные, расшитые весёлым бисером черевики. Кажется, его сердце обливалось кровью, когда те ступали по старым чёрным доскам. Будь его воля, он наверняка подхватил бы княжну и понёс на руках, лишь бы изящные ножки не касались бренной земли.
Да уж, бедняга не знал, куда деться, когда увидел, кто к ним пожаловал. Раньше в острог приезжала Векша — это она привечала сирых и убогих. Дура! Незвана искренне не понимала, кто по собственной воле хотел прийти сюда, под сень ледяных сводов, вдохнуть отравленный воздух застенка и прикоснуться к сгустку человеческой мерзости, что обитал здесь. Она передёрнула плечами. У воеводы хватило ума запретить жене приезжать сюда хотя бы теперь, когда она сделалась толстая и неповоротливая. Незвана презрительно фыркнула себе под нос: нынче боярыня была похожа не на белку, а на лосиху. Что ж, рано или поздно Ратша тоже захочет иметь наследника, поэтому и ей не миновать подобной участи. Незвана вздохнула. Он уже давно не прикасался к ней, и даже когда бывал дома, норовил найти предлог, чтобы не оставаться с женой наедине.
Незвана стиснула зубы. Всё из-за проклятой княжонки! Как только она появилась, всё и разладилось между ними. Ну, ничего. За этим-то она и здесь. Незвана опомнилась и вернула лицу чинное выражение и расправила плечи. Стражник как раз оглянулся на неё, благоговейно раззявив рот. Незвана одарила его любезной улыбкой, тут же скромно опустив ресницы. Она успела заметить, как самодовольно зарделся глупый индюк.
Незвана была поражена тем, сколько дверей открывала красота. И богатство. А уж когда красота с богатством шли рука об руку… Незвана и раньше догадывалась, что мир несправедлив, но теперь она знала наверняка. Одним достаётся всё, а другим — ничего. Боги, молитвы, требы! Где там! Почему этой неженке повезло родиться в семье князей, где её пестовали и холили, а Незвану угораздило появиться на свет в доме ублюдка?
Поначалу она боялась, что не сможет освоиться в новой личине, что шкура княжеской дочки окажется слишком замысловатым нарядом, который она не сумеет носить. Но нет. Незвана быстро училась, да и чему было учиться? Принимать обожание и покорность? Сладко есть и спать? Позволять, чтобы её мыли и одевали, точно дитя? Незвана в совершенстве владела искусством становиться незаметной. Сливаться со стенами, словно моль. Это умение стало её второй природой, ведь всякий раз, когда Незвану замечали, случалось только плохое, и больше всего на свете она желала сделаться меньше мыши, меньше клопа, забиться в щель и навсегда там схорониться. Поэтому поначалу трудно было привыкнуть к неотступно сопровождавшим её взглядам, к робости взрослых мужчин перед ней, к постоянному вниманию, а главное к тому, что за этим не следовало наказания. Наоборот. От неё ждали повелений, все вокруг были только рады подчиняться и угождать.
Какой же сладкой оказалась власть! Даже холодность Ратши не так сильно огорчала её, ведь Незвана вдруг обнаружила, что, если пожелает, может получить любого. Стоило лишь удостоить взглядом — дружинника ли, слугу или пышнобородого боярина — и глаза мужчин разгорались, а рассудок их делался безвольным и слабым. Красота и богатство превращали её почти во всемогущую богиню, и осознание столь великой власти пьянило.
Неприятный душок, витавший в остроге, перерос в настоящую вонь, возвращая Незвану в действительность. Они дошли до клеток, где держали преступников.
Стражник несмело приблизился и с поклоном в очередной раз спросил, не передумала ли она. Рында, похожий на волота, что следовал за Незваной по пятам, вырос сбоку, напряжённо всматриваясь в лицо своей госпожи. Она с неизменной кроткой улыбкой принялась вещать о том, что «Великая Пряха велит быть милостивыми даже к тем, кто оступился с пути добродетели» и прочую дребедень, которой прожужжала ей уши Векша. От нетерпения покалывало кончики пальцев.
Сдавшись, стражник повёл её к клеткам. Завидев княжну с корзинкой хлеба, колодники стали тянуть к ней замызганные, покрытые струпьями руки и щерить кривозубые рты. Охранник хотел было отогнать их, но Незвана не позволила. Смрад и грязь не пугали её — у Шуляка ей приходилось видеть куда более омерзительные вещи. Торжественно разглагольствуя что-то о милости богов, Незвана раздавала ещё тёплое печево, внимательно вглядываясь в лица за решёткой. Но среди них не было того, для кого был приготовлен особый хлеб — тот, что она прятала на самом дне. Тот, внутрь которого были запечены нож и ключ от замка.
Дальше их путь лежал в подземелье. Когда они миновали несколько зарешёченных каморок, Незвана наконец увидела того, ради встречи с которым пришла сюда. Вынув хлеб, завёрнутый в полотенце, она протянула стражнику корзинку и приказала раздать оставшуюся еду заключённым. Тот с сомнением во взгляде подчинился,