— Открывайте! — пищит пацан на всю улицу.
Ну сейчас ты у меня получишь!
Между нами метров пятьдесят, и вроде бы это даже не препятствие. Но когда ноги стёрты в кровь, каждый метр — это мука. И я очень надеюсь, что под ногами чавкает вода, а не кровь. Мне хочется оглянуться, но я боюсь, что могу увидеть кровавые следы моих узких стоп. Оставлю это на потом.
Прыгая как голубь на одной лапе, я стремительно сокращал дистанцию.
Пацан уже близко.
Сорок восемь мучительных прыжков позади. Последний рывок! Он снова кричит, чтобы ему открыли. Парень, никто тебя не слышит! И никто тебе не поможет! Ну, если только порка ремнём, хорошая такая, чтобы кожа на спине слезла тонкими лоскутами, иначе так и будешь всю жизнь просить о помощи под окнами, или просиживать штаны на бетонной лестнице в переходе метро, держа в трясущейся руке бумажный стаканчик для мелочи.
Когда я уже был готов схватить парня за шкирку, на балкон дома вышел молодой мужик с длинными светлыми волосами. На нём нет верхней одежды, а то, что снизу — скрыто за глухими досками перил. Медленно, он облокачивается на перила. Расслабленно смотрит на пацана. Затем переводит взгляд на меня, изобразив на лице кислый лик подозрения.
— Ты привёл за собой хвост! — прокричал мужчина, пальцами закидывая прядь волос за ухо.
Пацан уже собирался визгнуть в ответ, но я его перебил.
— Он украл у меня деньги, — кричу я на всю улицу, но что-то мне подсказывает, что к моим претензиям никто не прислушается.
Одна из створок огромной двери чуть приоткрылась, высвободив наружу звонкие женские голоса, застывшие в кураже веселья. Парень резко дёрнулся и скрылся в появившейся щели, которая исчезла так же быстро, как и появилась. Я хотел нырнуть следом, но не успел. Дверь захлопнулась перед самым носом.
Блядь!
Пиздец!
Меня кинули! Суки!
Я поднимаю глаза на мужика, смотрящего на меня как на говно, и говорю:
— Он украл у меня деньги!
— Тот пацан? — он ухмыльнулся, посмеялся. — Как этот ребёнок мог у тебя что-то украсть?
Я хотел объяснить ему на пальцах, как этот мелкий прохиндей залез ко мне в карман, но потом понял, что это был просто сарказм. Эта красивая «золушка» просто издевалась надо мной, стоя на своём подиуме!
— У тебя нечего брать! — продолжает он. — Вали отсюда нахер!
Он отлипает от перил. Разворачивается. И медленно плывёт к распахнутым дверям, за которыми я слышу вопли веселящегося народа.
Ну уж нет, я так просто этого не оставлю!
— Педрила, — кричу я ему в спину, — твой грязный сынок ворует у прохожих деньги! Тебе со своим дружком, который долбит тебя в зад, надо задуматься о воспитании ребёнка. Иначе вырастет такой же хуесос, как и ты.
Тишина.
Специально тянет паузу? Или не понял ни единого моего слова?
Он повернулся, посмотрел на меня. Сквозь зубы крикнул:
— Вали отсюда!
— Уйду, но только после того, как вы вернёте мне мои деньги.
Кожа на его груди блестит в свете огня, падающего с крыши дома напротив. Мужик шмыгнул носом, снова закинул волосы за ухо. Ему не хватала зеркальца, в которое он смотрел бы на себя с наслаждением. Он повернул голову в сторону дверей и с кем-то перекинулся парой слов. С кем — мне не видно. Затем, расплывшись в широкой улыбке, стал нагло на меня пялиться.
Ну вот, дело сделано. Скорее всего, сейчас кто-то выйдет и вернёт мне мою монетку.
— И еще, — говорю я, — мне бы сверху накинуть, за беготню, отнявшую у меня кучу времени.
Он ничего не ответил.
Дверь широко отворилась. Наружу вышел огромный лысый амбал в толстой кожаной жилетке без рукавов, под которой с трудом умещалось килограмм сто двадцать жира. Скрипя кожаными штанами как байкер, он двинул в мою сторону.
— Приятель, — говорю я, — ты захватил сверху пару монет? Мне причитается!
Встав возле меня, он улыбнулся и резко замахнулся пухлой рукой.
Я не знаю каким чудом, но я увернулся. Кулак размером с кирпич просвистел над моей головой, обдав меня запахом пота. Я сделал шаг назад. Отпрыгнул в сторону и снова увернулся, услышав скрип кожи на его жирной заднице.
Ну всё, понеслась пизда по кочкам! Амбала не остановить! И меня!
Еще удар и я снова избегаю точного попадания в висок, ловким прыжком в бок.
Отплясывать тут, возле входа в каменный дом, я бы мог до утра, но ступни ног болят невыносимо. Времени у меня мало. Надо действовать! Жёстко!
Я прыгнул вперёд, проскочив под волосатой подмышкой бугая и с силой врезал ему по жирной шее. Мой кулак погрузился в мягкую кожу, не нанеся никакого вреда. Я еще врезал, целясь в затылок. Попал. И почувствовал такую боль, словно по костяшкам врезали молотком. Бетонная башка и женские руки — вещи не совместимые.
Кулак не сжимается. И всё, на что я сейчас способен — отвесить этой жирной туше смачную пощёчину! Но я не успел…
Амбал резко развернулся. Моя ошибка заключалась в том, что я стоял слишком близком. Сам того не ожидая, он врезал мне в плечо своим локтем, да с такой силой, что я отлетел. Потерял равновесие и начал падать. Я попытался смягчить падение выставив перед собой руки, но ладони скользнули по чему-то тёплому, и разъехались в разные стороны. Со всей дури я приложился лицом во что-то тёплое.
И это оказалось…
И это оказалось…
ДЕРЬМО! Вонючее собачье дерьмо!
Сквозь вонь, окутавшее моё сознание, я слышу, как ржёт на всю улицу длинноволосый хер. Ржёт надо мной и амбал, накрыв меня тенью своего пуза. Они смеются так громко и заливисто, что мне хочется медленно отрезать им языки, выдавить глаза, и всё это запихнуть им в кишки, а потом наблюдать, как они, сидя на корточках, буду пытаться высрать из себя ту малую часть самих себя, что позволяла им вести полноценный жизни.
Соскоблив пальцами с лица куски говна, я встаю на ноги, поднимаю глаза. Смотрю на балкон и вижу, как длинноволосый педик тычет в меня пальцем и сквозь слёзы смеха произносит:
— Ну и тупая же ты корова, — он смеётся согнувшись пополам. — Тебе сказали: вали отсюда!
Окружающее меня говно в кишках вдруг закипело. Закипела кровь в жилах. Закипели мои глаза. Заскрипели зубы. Кулаки я