В попытке хоть как-то отвлечься, я поинтересовался у Шефа о данных с маяка, установленном на транспортном вертолёте золотодобывающей компании.
— Э нет, вашество. Маяк маяком, а кое-какое оборудование для отслеживания мне всё же нужно. Его мы сможем раздобыть только по прилёту в Рио.
— Понял, отстал, — вздохнул я и снова уставился в иллюминатор.
С этими тревожными мыслями я провалился в сон.
Я стоял на песчаной дюне. Горячий ветер обжигал лицо и трепал волосы. Пустыня окружала меня, сливалась с горизонтом в дрожащем мареве. Я знал, что мне нужно идти, двигаться вперёд, потому что бездействие означало смерть. Верную смерть.
И я побрёл. Побрёл наугад, потому что когда вокруг тебя нет ничего, кроме песка, то все пути одинаково хороши. Или одинаково плохи. Но я знал, что то, каким будет этот путь, зависит только от меня.
Ноги вязли в песке, но усталости я не чувствовал. Чувствовал только жар и то, как во мне начинает закипать кровь. Время словно остановилось и это ощущение не покидало меня до тех пор, пока я не заметил среди дрожащего от зноя воздуха расплывчатый силуэт.
Тогда я побежал. Потому что этот силуэт стал смыслом этого пути. Я взбирался на дюны, затем скатывался и повторял это раз за разом, пока очертания силуэта не стали отчётливее.
Вглядевшись, я понял, что это шагоход, движущейся ко мне на встречу. Его начищенная броня сверкала, словно зеркало. Это совершенно точно был не мираж, а самая настоящая боевая машина! Отчего-то я совершенно точно знал это.
Наконец я добрался до шагохода. Он остановился напротив меня, и я тоже замер, чего-то ожидая.
Собравшись с духом, я двинулся вперёд и когда оказался у его ног, то люк в кабину открылся. Это выглядело как приветственный жест, приглашение войти. Или как ловушка.
Только моя рука коснулась металла, как шагоход вдруг распался, превратился в чёрный прах, который сразу же подхватил ветер, закручивая в причудливые фигуры. Как в том самом разрушенном мире.
Я бросился назад, прочь от всего этого, стараясь не оглядываться. Но всё же оглянулся. За мой спиной была чернота, движущаяся за мной одной сплошной стеной. Силы вдруг покинули меня, и я остановился, ожидая, что тьма вскоре поглотит меня.
Но вдруг она начала сжиматься, уплотнятся, пока вдруг не приняла знакомый облик.
— Помоги, — прошептала София, протягивая ко мне руки.
— Вашество! Проснись! — меня с силой тряхнули за плечо.
Я от неожиданности дёрнулся и резко сел, не понимая, где именно сейчас нахожусь.
Кабина самолёта, знакомые лица, глядящие на меня с волнением. За иллюминатором была ночь.
— Хреновый сон? — спросил Шеф.
— Да. Что-то типа того, — ответил я, ища рукой бутылку с водой. — Присниться же такое…
— Ты тут в кресле метался, вашество, — сказал Шеф, протягивая мне воду. — Весь взмок.
Я потрогал лоб и шею, затем понял, что рубаха прилипла к телу. Отвинтив крышку, я жадно припал к горлышку, глотая живительную влагу.
— Долго я спал? — поинтересовался я, наконец утолив жажду.
— Да. Даже слишком, — ответил Шеф. — А потом начал метаться на своём кресле, что-то бормотать, и я решил разбудить тебя.
За стеклом иллюминатора мелькнули огни довольно крупного населённого пункта, затем ещё и ещё.
— Где мы? — во мне проснулось любопытство.
— Мы в часе лёта от аэродрома, — ответил Дамьян.
— Мы почти в Рио-де-Жанейро? — уточнил я.
— Не совсем. Мы приземлимся примерно в ста двадцати километрах от города. Наш латиноамериканский друг подсказал на место посадки, где не задают лишних вопросов, — уточнил серб.
— А ещё там можно обзавестись транспортом, — ухмыльнулся Шеф.
— Замечательно! — я довольно потёр руки. Перелёт через континент уже изрядно надоел.
Начало светать и я смог разглядеть пейзаж, расстилающийся под нами. Местность снова стала гористой, но теперь это были поросшие лесом невысокие горы, не чета белоснежным Андам. Кажется, эта горная система называлась Бразильским нагорьем.
Примерно через час мы зашли на посадку и приземлились на небольшом аэродроме, предназначенном исключительно для легкомоторной авиации — ни один крупный самолёт не смог бы поместиться на узкой полосе бетона, зажатой между гор.
У трапа нас встретили двое здоровенных негров, выглядящих не очень дружелюбно. Особенно этому способствовали пистолеты, заткнутые за пояс, которые те даже не пытались скрывать. Но увидев на трапе Маркуса, они заулыбались.
— O próprio pequeno Marcus! — один из негров сгрёб нашего спутника в объятия.
Маркус представил нам негров, а Шеф перевёл.
— Это братья Соуза. Маркус говорит, что они помогут.
— Тогда договаривайся, — улыбнулся я братьям как можно дружелюбней.
Мы направились к небольшому зданию, укрытому под раскидистым деревом. Всю дорогу Маркус и Шеф о чём-то переговаривались с хозяевами, а я просто наслаждался землёй под ногами и возможности размяться после долгого перелёта. То же самое делал и Дамьян — здоровенному сербу приходилось ещё тяжелей, чем мне.
Внутрь здания я заходить не стал, доверившись Шефу. Вскоре тот вышел, держа в руках несколько пачек местных денег — бразильских реалов. Купюры выглядели далеко не новыми и наверняка имели сомнительное происхождение.
— Деньги? Откуда столько? — я удивленно приподнял бровь.
— Самолёт продал, — пожал плечами Шеф. — Точнее обменял на тачку. С их доплатой.
— Но это даже не наш самолёт, — сказал я.
— Считай, что мы получили его в наследство. Или трофеем. Да и местная наличка нам не помешает, — сказал Шеф, распихивая пачки по карманам. — Короче, не парься, вашество.
Хозяева аэродрома проводили нас до грунтовой дороги, у обочины которой стояло несколько автомобилей. Все они были фургонами, причём фургонами далеко не новыми. Один из братьев указал нам на самый крайний, синего цвета. Судя по толстому слою пыли, стоял он на этом месте уже прилично.
К моему удивлению, завелся фургон с пол оборота.
— Я так понимаю, что лучше не интересоваться, что на них перевозили? — сказал я с сарказмом.
— Я бы точно не стал, вашество, — ухмыльнулся Шеф. Главное, что они неприметные.
Мы погрузились в наш новоприобретённый транспорт, посадив Маркуса за руль.
Дорога уходила вниз, петляя. Временами открывался вид горные склоны, поросшие лесом. Чем ниже мы спускались, тем более душным становился воздух. В конце концов даже открытые настежь окна не помогали. Шеф, сидевший на переднем