86
Молчание акционистского художника – не что-то субъективное и произвольное, в нём суть самого существования акционизма. Реальность как собрание вещей без языка, а точнее – акционизм вырвал у них язык. И использует исключительно телесный язык.
87
В центре акционистской идеологии – принесение жертвы. Причём если одна жертвенная акция делает самого художника целью и центром представления идеи, то в другом случае атака направлена на конкретные идеологемы, нормы и институты – на дискурс власти и на тех людей, которые представляют их в сознании общества. Художник такого направления намного чаще подвергается преследованию со стороны властей, чем художник, который производит себя в качестве объекта опыта и произведения искусства. Надо признать, что акционистское искусство необходимо связано с такого рода само-пожертвованием. То, что А. Осмоловский называет искренностью актуального художника, я называю готовностью к самопожертвованию, в конечном итоге – к риску потерять всё, что имеешь, больше этого – погибнуть или банально попасть в тюрьму. Ставки высоки, и они растут: недостаточно быть просто художником, недостаточно быть успешным художником, – как стать тем, кого услышат многие, не имеющие к искусству никакого отношения?
Телесная тактика акционизма определялась двумя позициями:
– первая: принесение себя в жертву, через модификацию собственного тела и саморазрушение создать метафору, указывающую на реальное состояние окружающего мира. (Сюда бы я отнёс, конечно, Олега Кулика с его «собачьей жизнью», отчасти Дм. А. Пригова и Ю. Лейдермана.);
– вторая: принесение в жертву других, не только людей, но и животных. (Сюда бы я отнёс А. Бренера, А. Осмоловского и др., менее известных акционистов.)
Аrs chimaera
88
Изучая материалы Ars Chimaera[40], задаёшься вопросом о цене, которую готово платить современное актуальное искусство за новизну, к которой оно так стремится, иногда не разбирая средств и целей. Если новейшая биотехнология достигла такого уровня, что заявляет права на радикальное преобразование органической среды человека (конечно, ни процесс изобретения «клонов», ни любой другой «прогресс» не остановить, как не остановить научный поиск), то не остаётся ли на долю искусства, которое из века в век сопровождает новые технологии, всё та же благородная цель – указывать дорогу в Ад? С одной стороны, эта новая экспериментальность присваивается художественным опытом, теперь художник ищет своё место внутри пространств, обнаруженных современными биотехнологиями. А это, как известно, лаборатория[41]. Но с другой, эксперимент в искусстве не сводим к эксперименту в научной области. Можно заметить, что современное актуальное искусство экспериментирует на тех путях, которые уже названы наукой тупиковыми, то есть ведущими к хаосу. В том и цель этого новейшего опыта искусства, чтобы восстанавливать и предъявлять публике утраченное чувство хаоса и беспорядка. От порядка – той же идеи клонирования – следует защищаться хаосом – миметическими клонами (произведениями искусства). Современное искусство стало чем-то подобным лженауке, ставящей эстетическое (мистическое) переживание события выше истины, но тем самым предъявляющей науке ею вытесненную утопию как исполнившуюся.
Но это одна сторона. С другой, напротив, можно увидеть в успехах современных наук (техно-компьютерной инженерии, микробиологии и интерактивных массмедиа) вдохновляющий импульс для решающего перехода к иному типу художественной практики: со-творению искусственной жизни (artificial life, или Alife)[42]. Наблюдается решительный отказ от традиционных аспектов мимесиса в пользу экспериментального конструирования[43]. Намечаются пути для ещё недавно фантастичных переходов к актуальному человеческому бессмертию.
89
В материалах Ars Chimaera можно найти, на первый взгляд, совершенно невероятные вещи. То ли художники, то ли учёные, то ли и те и другие вместе устремляются на поиск неведомого и «чудесного», всего такого, что выходит за возможные границы реальности. Артист актуального искусства Э. Кац создаёт трансгенное произведение искусства «GFP.BUNNY» (Зелёный флюоресцирующий кролик), утверждая, что пытается установить интерактивную межвидовую связь, при этом он ссылается на идеи М. Бахтина, М. Бубера[44]. Нельзя сказать, например, что такого кролика не бывает, или такой мыши, цветка, бабочки, что такого быть не может вообще[45]. Однако насколько опасна и допустима трансгенная перестройка природных тел и организмов? Не усиливают ли эти пограничные эксперименты наше отчаяние и чувство абсурда, которые часто сопровождают открытие новой реальности, где жизнь преобразуется в другие неузнаваемые, «страшащие» формы? Изначальная форма, телесный образ и все связанные с ним переживания чувственного опыта человека, не становятся ли они архаизмом наступающей биомедиальной эпохи?
Как далеко здесь заходит искусство, использующее технологию, новые ранее невозможные способы репрезентации? – нам сегодня не оценить. Ведь не только в этой продвинутой сфере, но и в любой другой мы сталкиваемся с господством технического (машины/устройства) над всем телесным. Везде, можно сказать, намечается какая-то единая линия, которую актуальные художники начинают агрессивно осваивать. Тело теперь – не как раньше, когда оно было сильнейшей помехой и препятствием, источником смерти, темницей пагубных страстей, но и предметом зачарованного обожания. Теперь оно – прекрасный объект для разного рода вторжений. Но и нейтральный оператор, с которым свободно и вне этики работает актуальный художник, лишённый какой-либо тяги к драматизации человеческого опыта. Иногда экспериментация с человеческой плотью становится свидетельством почти «научной» веры в будущее бессмертие. Актуальный художник работает на грани перехода в будущую эпоху, где смерть будет отложенным результатом, следствием ошибки конструктора новой плоти. Почти исполнилась мечта Декарта, который был абсолютно уверен в том, что человеческое тело – лишь машина, механизм, который надо хорошо знать, чтобы всегда быть в состоянии её починить. По Декарту, человек – потенциально бессмертное существо.
90
Произведение актуального искусства – эта утопия мгновенного времени – должно действовать на нас так, как если бы взорванные и оглушённые, мы могли бы проснуться в другой стране и сказать: так вот она какая, Австралия!
P. S.
Некоторые выводы. Итак, актуальный художник сегодня полностью погружён в то мироощущение, которое я определил как кайрос. Но это не просто счастливый случай, то есть не только успешность выбора творческой задачи и её решение, это ещё и другие факторы, которыми невозможно пренебречь, размышляя об универсальности кайроса и его