Национальный авангард быстро осознал необходимость рациональной стратегии развития, учитывая противоречие между объективными потребностями общества в фундаментальной перестройке с ориентацией на планетарное развитие производительных сил и его (общества) реальных возможностей. Восток искал оптимальных решений на пути проб и ошибок. Ориентацию на западные модели развития в большинстве стран уже в 1960-1970-е годы вытеснили мелкобуржуазные программы социализма с национальной или религиозной спецификой, а в 1980-1990-е годы они, как и социализм на основе догматизированного марксизма, уступили напору реформистских национал-либеральных взглядов.
Подходы к решению проблем экономического роста и социальных проблем обычно относились к трем типам по доминантным признакам с учетом национальной специфики: парадигма капитализма, парадигма социализма и парадигма особого, «третьего», пути развития.
Япония придерживалась концепции «экономического роста», идеи «общества благоденствия» японского типа на национал-либеральной основе; Южная Корея развивалась как общество капиталистической парадигмы в духе идеологии национальной самобытности — чучхесон (букв. «сам себе хозяин»); официальная идеология на Филиппинах предусматривала, в частности, преодоление отсталости через ускорение экономического роста на базе рыночной экономики.
Может быть, самым замечательным явлением в общественной жизни на Востоке стало широкое распространение в 1960-1970-х годах социалистической идеи, и не только среди политической элиты и интеллигенции, но отчасти как социальный миф в массах. Это было объективно предопределено международной и внутренней обстановкой в странах Востока после Второй мировой войны. С одной стороны, быстрая политизация массового сознания в силу просвещающего влияния социальной и политической напряженности, характерной для периода становления национальной государственности, отсутствия серьезного успеха в попытках трансформации восточного общества на пути капиталистической модернизации и вестернизации побуждала к поиску альтернативных моделей развития.
А с другой — существовала мировая социалистическая система во главе с СССР, который демонстрировал плодотворность социалистической идеи. Сильное воздействие на умы производили впечатляющие успехи развития республик Советского Востока. Заявления о приверженности социалистическому выбору стали непременным элементом социальной демагогии. Политические деятели и представители восточной интеллектуальной элиты, порой очень далекие от социализма — короли Марокко и Иордании, — провозглашали социализм желанной формой общественного строя. Социальные и экономические концепции соотносились преимущественно с социалистическими теориями. Перенесенный на восточную почву социализм преимущественно на платформе догматизированного марксизма по советскому образцу отличался идеологизацией общественной жизни. Идеологические конструкции в большей или меньшей степени были проникнуты популизмом. Популистская демагогия была так насыщена общими фразами, заклинаниями, обещаниями, что подлинная направленность политических и социальных программ порою определяется с трудом.
Вместе с тем представление о том, что такое социализм, было крайне неопределенным.
Социалистические взгляды в странах Востока могут быть отнесены к двум основным категориям: 1) ориентированные на догматизированный и вульгаризированный марксизм и 2) мелкобуржуазные концепции социализма с национальной спецификой. Для первых характерна не только абсолютизация некоторых положений исторического марксизма, но и убеждение в возможности решения всех задач социалистического строительства разом. Так было в Китае, КНДР, Камбодже и Вьетнаме.
Что касается мелкобуржуазных версий социализма, получивших распространение в афро-азиатском мире, то их авторы и приверженцы исходили из убеждения, что марксистские версии социализма пригодны только для Запада. Социализм был переосмыслен в применении к условиям Востока. Он толковался как внеклассовая и надклассовая идеология. В нем видели, прежде всего, именно идеологию, а не учение об общественном развитии. Главным содержанием социализма считались, как правило, экономическое развитие общества и социальная справедливость через ликвидацию эксплуатации человека человеком. Идеологи мелкобуржуазного социализма мечтали о справедливом распределении и перераспределении национального богатства, минимизации классовых и имущественных различий. Их целью было в конечном счете общество среднего класса.
Такого рода концепции в 1960-х годах стали теоретической основой государственной идеологии Индии, демократического государства со смешанной экономикой и социалистической перспективой, Индонезии, с ее пятичленной концепцией «панча сила», и стран так называемой социалистической ориентации — Египта периода правления президента Насера. Сирии, Ирака, Алжира и др. Их разновидностью были концепции социализма в традиционно-религиозном понимании. Одни идеологи этого толка апеллировали к традиции и религии во имя социализма (к примеру, пропагандист «ведантийского социализма» Джайпракаш Нарайян), другие (исламские социалисты) использовали социалистическую идею ради возрождения традиционных социальных институтов. Но уже в 1960-1970-х годах во многих развивающихся странах назревает кризис доверия как к капиталистической, так и к социалистической моделям модернизации. В 1970-1980-х годах едва ли не во всех странах социалистической ориентации происходит пересмотр стратегии развития в пользу либерализации в экономической сфере. Мощное ускорение этому процессу придали демократические преобразования и рыночные реформы, начатые в СССР в середине 1980-х годов. Распад СССР и мировой социалистической системы был воспринят интеллигенцией левой ориентации как крах социалистической идеи. Леворадикальные взгляды теряли сторонников. В программах большинства коммунистических партий стран, избравших социалистический путь развития, наметился более или менее явный переход к рыночной экономике при сохранении ведущей роли государственного сектора.
Провал попыток капиталистической и социалистической модернизации породил альтернативные концепции общественного развития, отвергавшие и капитализм, и социализм, обещавшие народам процветание и социальную справедливость при сохранении национальной самобытности. Западный принцип распределения национального богатства был несовместим с эгалитаристскими традициями восточного общества. Если либералы понимали справедливость как функцию свободного предпринимательства и демократии, а социалисты — как равенство людей по отношению к средствам производства, равенство реальных политических и юридических нрав, распределение по груду, то идеологи «особого» пути видят воплощение социальной справедливости в традиционном общественном идеале, перенесенном в современность с ее технико-технологическими возможностями. Одни — сторонники модернизации на альтернативной основе (президент Филиппин Фердинанд Маркос, шах Ирана), обычно стремились использовать традиции в качестве составляющей механизмов современного развития, другие — идеологи консервативной альтернативы, подобно исламистам, некоторым последователям Махатмы Ганди, желали «архаизировать» действительность, возродив основы традиционного общества, впрочем, обычно не отвергая полностью современный научно-технический и технологический прогресс. Идея «особого пути» толковалась преимущественно в мелкобуржуазном духе.
Хотя все концепции общественно-политических преобразований провозглашали высшей целью благо народа, их приверженцы по-разному решали вопрос о средствах и методах достижения цели. При том что все они считали, что нужна соответствующая подготовка общественного сознания, деятели умеренного толка были убеждены в необходимости постепенного совершенствования или изменения существующих структур в рамках закона. Получила распространение и в ряде случаев (в Таиланде, Китае, Южной Корее) оказалась эффективной идея ненасильственных массовых действий. Радикалы, напротив, требовали всеобъемлющих перемен и преимущественно сразу. Ради этого экстремистское крыло радикалов лаже было готово прибегнуть к насилию, не сообразуясь с обстановкой и расстановкой сил (наксалитское движение в Индии, японская «Красная армия», деятельность исламистских организаций). В 1960-1970-х годы, в немалой степени под влиянием леворадикального бунта в Европе и Латинской Америке, резко активизировались левые