Водители проезжающих мимо сплошным потоком автомобилей, сбрасывали скорость, внимательно рассматривая мою поверженную в грязь, тушку, а стоящие надо мной гаишники, по моим ощущениям боролись с желанием поставить на меня начищенный сапог, и гордо стоять с видом победителя. Во всяком случае, из переговоров по рации с дежурной частью, я узнал, что инспектора сегодня умудрились освободить заложницу и предотвратить прорыв за границу Города опасного и вооруженного маньяка. Ввиду моей общественной опасности, дежурный по полку ГАИ строго наказал сотрудникам мои вещи не ворошить, деньги и прочие вещи не искать, а дожидаться прибытия следственно — оперативной группы территориального органа. Вот и лежал я мордой в мокром и грязном снегу, на третий раз слушая историю захвата в заложники молодого, но достаточно известного адвоката. А Софья просто купалась в волнах симпатии и заботы сотрудников дорожной инспекции. Через полчаса девушку пригласили погреться в вагончик и испить чаю, оставив меня под охраной самого молоденького инспектора, что добросовестно ходил вокруг меня, периодически похлопывая по, висящей на плече, «Ксюхе».
За нами приехали через час. Молодая девушка в наброшенной на форму, куртке, дождалась, когда ей приведут понятых, дала команду приступать к осмотру.
— Ты, урод. — оттащив в сторону, зарычал мне в лицо оперуполномоченный, прибывший со следователем от Сельского Городского РОВД: — Где шприц? Где оружие? Если ты все это скинул и нам придется потом снова сюда ехать, я тебе не завидую. На зоне ссаться кровью будешь до конца жизни, понял меня?
Когда меня перестали трясти, я громко заорал, обращаясь, скорее, к хмурой девушке-следователю, что, от безысходности, составляла протокол осмотра автомобиля Софьи.
Все карманы моей фуфайки, а также брюк, были вывернуты наружу, и теперь торчали во все стороны белыми тряпочками, как флаги капитуляции. Подкладку ватника надорвали в нескольких, подозрительных местах, надеялись, что шприц выпал в ватин через прореху кармана, но ничего не нашли. В моей сумке никакого оружия не нашли, только паспорт, нехитрые арестантские пожитки, две пары теплых носок, варежки и уголовно-процессуальный кодекс с постатейными комментариями. Правда, мою будущую судьбу это не особо облегчало, так как где-то, на начальственном столе лежало заявление на меня, подписанное покойным гражданином Кульковым, поэтому местный опер тряс меня без зазрения совести, да пытался незаметно стукнуть куда-то, в особо болезненные места. Наконец, вся суета была закончена, меня запихнули в «собачник» милицейской «дежурки», и вся компания, включая и моего несостоявшегося адвоката (о каком доверии между нами может идти речь после того, как она меня сдала?), покатила обратно в Город.
Знаете, такое выражение — «У победы множество отцов, а поражение всегда сирота»? Так вот, оно — чистая правда, по истечению вторых суток моего пребывания в Сельском Городском РОВД, я могу сказать со всей ответственностью. Но, обо всем по порядку. Здание Городского Сельского РОВД располагалось в тихом центре Города, через двор от моего университета. Когда меня, с повешенной на шею, спортивной сумкой, не снимая наручников, приволокли в самый просторный кабинет отделения уголовного розыска РОВД, я почувствовал себя солистом малого театра на сцене — слишком похож был, собравшийся в кабинете начальника розыска, десяток оперов на восторженных зрителей и моих, самых преданных поклонников, из модных сейчас, активных постановок, где зрители сами являются равноправными участниками пьесы.
Я поёжился под взглядами двух десятков пристальных глаз и сел на ближайший стул. Сейчас, через несколько секунд, начнётся спектакль. Зрители уже заняли свои места, кто-то просматривает программку, или объяснение гражданина Кулькова, который подробно расписал, какой я ужасный злодей, повинный в гибели прекрасных молодых людей… Вот кто-то разминает костяшки пальцев, вертит, до хруста шеи, головой. Всё очень серьёзно, партии заранее расписаны, но, в процессе театрального действа, возможны и импровизации. Все прекрасно понимают, что спектакль может растянуться, а солист на «сцене» — матёрый зверюга, и всем ужасно интересно, чьи же фамилии будут сегодня или завтра вписаны в книгу раскрытий, а потом прогремят в приказе на поощрение, кто подберёт ключик к этому жулику, что сейчас, с видом невинной овечки, скукожился на крае стула. Бросая на оперативников короткие и внимательные взгляды.
Ну вот, прозвучали последние звуки увертюры и спектакль начался.
— А кто тебе разрешал садиться? — что-то свистнуло у моего уха и шапка-петушок, чёрным воробушком, спланировала с моей головы в угол кабинета, чуть не попав в корзинку, заполненную обрывками бумажных листов и мокрыми, одноразовыми пакетиками из-под чая.
Глава 22
Февраль 1994 года.
Гнусная провокация.
Городской Сельский РОВД. Кабинет начальника розыска.
Все замерли. Опера, как стая голодных волков, не сводила с меня глаз, в нетерпении ожидая повода, чтобы начать меня ломать, а я думал, что делать с шапкой. В ИВС без шапки меня не примут — погода зимняя, не положено. Задержанный должен быть укомплектован полностью — обувь, верхняя одежда, головной убор, то есть в итоге, при расставании со мной, на меня наденут этот «петушок», который мне одевать на голову, да и в руки брать, никак нельзя, ибо даже в камере «БС» прослыть «помоишником» недопустимо.
Не знаю, правильно ли я рассудил или нет, в самое ближайшее время я это пойму. Я встал со стула, пересек, немаленьких размеров, кабинет, наклонился над мусорной корзинкой, после чего, негромко бормоча под нос «Где же моя шапочка?», опрокинул содержимое корзинки на стол начальника розыска.
Очнулся я через несколько минут. Глаз мой упирался в коричневого цвета, сбитый из досок пол, второй глаз открыть никак не получалось. Я провел языком по зубам, вроде бы все были на месте, правда левый нижний клык подозрительно шатался, а рот был заполнен кровью. Я попытался оторвать голову от прохладной поверхности пола, но получилось это простейшее действо только со второго раза. Утвердившись на четвереньках, я как сраный алкаш пополз к ближайшему углу, где со стоном перевернулся и уселся, привалившись спиной к стене. Рукавом вытер юшку, что текла из носа, заполняя рот и запекаясь коркой вокруг рта, после чего попытался оглядеться.
В кабинете, к моему удивлению, никого не было, только из-за открытой двери, ведущей в коридор, периодически выглядывал какой-то мужик да доносилось невнятное бухтение нескольких голосов.
Ну всё, самое главное уже произошло. Как говорится, страшен не сам выстрел, а его