— Устала? — с фальшивым сочувствием спросил я: — Ну ложись скорее, а то мне по делам надо бежать.
— А может? — Ира попыталась изобразить обольстительную улыбку, медленно расстёгивая мелкие пуговки на груди, но я не оценил готовность подруги к самопожертвованию и раздевал ее чисто по-братски, на прощание наградив платоническим поцелуем в лобик, после чего оделся «прилично» и поехал на Завод — оставаться дома с мирно сопящей Ирой было испытанием не для моих нервов, спокойно выспаться я бы ей не дал.
Территория Завода. Кабинет директора.
Хорошо, что я не стал тянуть с посещением Завода до трех часов дня, а приехал с самого утра. Вопреки информации Валентины, директорская «Волга» стояла к крыльца заводоуправления.
— Я тебе говорил разобраться с «социалкой»? — «генеральный» сам себя накручивал, громко вопя и размахивая бумагой, на которой виднелись какие-то цифры: — Вот теперь доложи, что ты сделал?
— Что-то случилось? — закинул я пробный шар.
— Случилось. — Уже спокойнее ответил Григорий Андреевич: — То, что случается каждый месяц.
Понятно. Конец месяца и начало следующего, и генеральный директор вместе с главным бухгалтером начинает натягивать тришкин кафтан «доходы минус расходы», на располневшую, за время развитого социализма, но так и не похудевшую за время дикого капитализма, фигуру предприятия.
— Мы слушаем. — директор, опасно спокойный, похлопал ладонью по листам бухгалтерских пояснений к балансу, требуя ответа.
— За прошедшее время была проведена определённая работа по оптимизации затрат… — заунывно начал я, прекрасно понимая, что отбрехаться не удастся.
— Паша… — сузились черные глаза местного «короля»: — Если ты мне будешь снова рассказывать о том, что ты сократил мусорщика и дворника в общаге, то мы с тобой крупно поругаемся…
— А вы что от меня хотите то? — возмутился я: — Когда вам выгодно, вы с этой «социалкой» носитесь, как с писаной торбой. Многие же не увольняются, только потому, что есть детский садик, общежитие, за которые высчитывают с зарплаты, пусть она и задерживается. Легко вам говорить — делай что хочешь, но расходы сократи? А я не могу делать что хочу — у меня диплом юриста меня в рамочки дозволенного загоняют…
Главный бухгалтер Завода, за спиной зло сопящего «генерального», делала мне «страшные глаза» и показывала отчаянные знаки, но я не обращал внимания на предупреждения милейшей Елены Анатольевны, меня, как говорится, понесло.
— Я вас сколько раз докладывал — на нашу базу отдыха приезжают три-четыре рыбака, но зато мы полностью содержим проживание круглогодичное проживание семьи сторожа, да еще профсоюз каждый год у вас то лодку выпрашивает, то вёсла, что по пьянке теряются. Вы мне что сказали? «Я решу вопрос». Скоро весна, к вам опять Костя Герлингер придет, за какой-то рыбацкой фигней, и вы ему подпишите, а потом будете меня тыкать в строки «Содержание базы отдыха, в том числе ФОТ». Вы вот хотите посторонних в гостиницу нашу селить? А я не могу вам сказать — «Дорогой Григорий Андреевич, селите кого хотите!», просто не могу. Вы услуги гостиницы оказывать не можете, у нас лицензии на эту деятельность нету, и получить мы ее не можем, потому что в гостинице должен быть огромный штат обслуживающего персонала, а не две родственницы нашего начальника отдела связи…
«Главбух» возвела глаза к небу и сделала вид, что потеряла сознание, но я отмахнулся:
— И с этих нескольких комнат вы никогда нормальной прибыли не получите, смысла нет связываться. Это для нашей дежурной по гостинице деньги, которые она получает с тех, кого заселяет по собственной инициативе, полученные деньги кажутся приличными, а для вас это так, дым в трубе, на пару дней на карманные расходы или один раз коньячка попить с друзьями…
— Всё сказал? — генеральный задумчиво забарабанил пальцами по столешнице.
— Нет, не всё. Но, какой в этом смысл? — мой боевой запал уже прошёл, и я почти пожалел, что сорвался.
— Короче, Павел Николаевич, слушай моё управленческое решение — теперь ты каждый месяц будешь мне докладывать, что сделано, по уменьшению затрат на социальные объекты, и, исходя из твоих успехов или неуспехов, я буду решать вопрос нашего дальнейшего сотрудничества. Всё понял?
— Так точно, разрешите исполнять? — изобразил я полнейший энтузиазм, понимая, что директору попала вожжа под хвост, и, если я не покажу успехов на этом поприще, хотя бы первые три — четыре месяца, то моя фирма вылетит с завода раньше собственного визга, а я еще далеко не все получил от этого неповоротливого, но, весьма дорогостоящего, промышленного гиганта.
— Свободен. — «Генеральный» небрежно махнул рукой, и я мухой вылетел из начальственной резиденции.
Офисное здание в центре Города.
Кабинет, арендуемый Заводом.
В дверь вежливо постучали, и я, не отрывая голову от бумаг, крикнул, что, кто бы не стоял под дверью, он может зайти…
Честное слово, когда в небольшой кабинет стали входить посетители, я почувствовал себя героем сказки, что, по глупости, разрешил вампиру войти в свой дом.
— Я же говорил, что бабе этой врать незачем. — хохотнул щекастый тип лет двадцати, которого я видел в Журавлёвке. Пока я судорожно соображал, что предпринять, три гопника и улыбающийся Михалыч быстро пересекли небольшой кабинет и нависли над столом, за которым я сидел.
— Короче, «промокашка»… — сзади в мою шею уперлось что-то острое, а Михалыч небрежно взял меня за подбородок, проникновенно глядя мне в глаза: — Ты нам, фраер, крупно задолжал… Ты это понял?
— Да понял уже… — забормотал я, стараясь не глядеть в глаза: — Если задолжал, то скажите сколько, и я рассчитаюсь…
— Конечно, рассчитаешься. Сначала расскажешь нам, куда технику спрятал… — меня ухватили за ворот турецкого свитера и встряхнули, так что мотнулась голова, и по шее, куда ткнулось лезвие ножа или заточенной отвертки, что-то потекло.
Глава 20
Февраль 1994 года.
Офисное здание в центре Города.
Кабинет, арендуемый Заводом.
Мысли метались в голове испуганным зайчиком — я прекрасно понимал. Что одно неловкое движение или не вовремя сказанное слово, и максимум что мне светит — короткий комментарий ведущей вечерних новостей, что помер такой-то, от аллергии на металл в организме, милиция связывает его смерть с профессиональной деятельностью, а никто из моих родных даже не знает всех моих активов… От этой мысли мне еще больше поплохело — одно дело уходить, когда знаешь, что что-то осталось после тебя, не зря рвал анус и стаптывал ноги, и другое дело, когда никто ничего не знает… Все мои активы исчезнут, поглощенные приятелями-неприятелями соучредителями…
Бля! Если выберусь живой, то составлю полный