— Марк, мне нужен совет. — Я опустила глаза и нервно сжала пальцы. Разговаривать о таком с мужчиной было неловко, даже и с врачом.
— Я слушаю, Мари.
— Вопрос у меня… стыдный. Ну…
— Деликатный, я понял. Говори, я постараюсь помочь.
Зажмурившись, я тихо спросила:
— А Казимиру можно… супружеский долг исполнять? Ему это не навредит?
Марк хмыкнул, отошел к окну, уставился в черноту и спокойно произнес в никуда:
— А что, вы с ним… как брат и сестра живете?
— Ну, он не настаивал, — разговаривать со спиной доктора оказалось легче, чем прямо в лицо. — А я не предлагала.
— Ясно. Узнаю Долохова. Упрям как бык. Так что же, ты бы хотела?
— Я о ребенке думаю, Марк. Знаешь, мне кажется, Казимир был бы хорошим отцом. Возможно, если я понесу, мой муж… захочет жить дальше.
Плечи доктора напряглись. Да, я впервые озвучила вслух то, что терзало меня уже не одну ночь. Казимир не слишком-то цепляется за жизнь. Работа — это хорошо и замечательно, но она не удержит его на этой земле. Он многого достиг, он любит свое дело, но, кажется, недостаточно.
— Думаешь, Мир согласится на операцию ради того, чтобы увидеть сына или дочь? — глухо спросил Марк.
— Не знаю. Но если это не поможет, то что тогда поможет?
Он обернулся, и я увидела грусть и усталость на узком лице. Марк ведь тоже любит Казимира. Ему горько видеть, как угасает красивый и сильный мужчина.
— Это очень хороший план, Мари. Должно сработать. А если нет…
— То у меня останется ребенок от любимого человека, — твердо окончила я.
Марк походил по комнате, дергая себя за рукав, сел на стул напротив меня и тихо спросил:
— Так ты его любишь?
— Я его люблю, — безнадежно подтвердила я. — Не очень-то это весело — любить мертвеца.
— Он еще жив.
— Мне мало того, что осталось.
Пиляев кивнул и осторожно коснулся теплыми пальцами моих заледеневших рук.
— Риск, безусловно, есть. Во время соития сердцебиение учащается, разгоняется кровь. Но знаешь, приступ вообще в любой момент может случиться. Так что я как врач не считаю, что воздержание продлит его дни. Даже и наоборот.
— Спасибо за совет, Марк.
— Это моя работа.
Пиляев грустно улыбнулся и напомнил:
— Чем дольше тянем, тем больше рисков при операции. Поговори с ним, пожалуйста.
— Да, я поговорю.
Глава 21. Коварство женщин
Просидели до полуночи. Гости остались ночевать — все и сразу. Ольга, взглянув на измученную и испуганную меня, еще не привыкшую к роли хозяйки, взяла командование на себя. Развела всех по спальням, быстро убрала бутылки и стаканы в гостиной, пояснив:
— Усте и Просе вставать рано, готовить завтрак. Не стоит их беспокоить.
Я была с ней совершенно согласна.
Казимир молча и привычно распахнул окна, проветривая комнаты: мужчины курили, и запах висел довольно противный.
— Мари, я хотел бы тебя попросить, — тихо шепнул он, когда Ольга унесла на кухню остатки закусок, — переночуй один раз в моей спальне. Не хочу, чтобы кто-то заподозрил, что брак у нас договорной. Не бойся, я буду спать на полу.
— Зачем же на полу? — спокойно ответила я. — Кровать у тебя большая. Я и сама хотела предложить…
На самом деле мне это и в голову не пришло, но мысль дельная и мне на пользу. Я ребенка от него собралась рожать, надобно привыкать к его близости. Сегодня точно ничего между нами не будет, мы оба валимся с ног. Я не боюсь и уже почти не стесняюсь.
Казимир осторожно приобнял меня за плечи и поцеловал в висок. Я невольно вздрогнула и затаила дыхание.
Или все же боюсь?
А может, предвкушаю?
Почувствовав мое смятение, Казимир отшатнулся. Вернувшаяся Ольга поглядела на нас с подозрением, но промолчала. Впрочем, иное молчание красноречивее слов.
— Я пойду спать, — пискнула я. — Устала очень.
— Да, иди. Я закрою окна и тоже поднимусь.
Очень быстро раздевшись и забравшись под теплое тяжелое одеяло, я с трепетом ждала, когда появится супруг. Что он будет делать? Обнимет ли меня? Что-то расскажет? Как будет раздеваться — при свете или без? Я ведь так толком его и не разглядела, поняла только, что он не толстый, а мускулистый, и весь покрыт волосами. Когда скрипнула дверь, затаила дыхание. Увы, Казимир свет не зажег, тихонько прокрался в уборную и, видимо, переоделся там. Зашумела вода, потом утихла. Из ванной супруг вышел в халате. И в нем же лег в постель. Вот это обидно. Он что, меня стесняется?
Мысль была до того абсурдна, что я невольно улыбнулась. Конечно, нет, ему-то чего стесняться? Чай, не мальчишка желторотый, а взрослый опытный мужчина. Не может быть, чтобы у него любовниц не было, я в это никогда не поверю.
Не поворачиваясь и даже не шевелясь, он так и лежал на спине, опасаясь меня потревожить. Я попыталась что-то разглядеть, но это было бесполезно. Глаза закрылись сами собой. Сладко вздохнув, я покрепче обняла подушку и тотчас провалилась в сон.
А проснулась, конечно же, в одиночестве.
К счастью, клетчатое платье все еще лежало в кресле, никто не удосужился его унести в мою комнату. Сдается мне, ни Устя, ни Прося даже не заглядывали вчера в хозяйскую спальню. Его-то я и надела, памятуя о том, что неприлично показываться в одном и том же наряде два дня подряд.
Спустилась в гостиную, обнаружив там матушку, Снежану Синицыну и Аглаю Озерову. Они пили чай и мило беседовали о детях. Оказывается, у четы Синицыных их уже трое.
— Аглая, непременно наймите кормилицу, это очень облегчает жизнь. И нанек сразу двух, дневную и ночную.
— Митяй у меня ночью распрекрасно спит. И Миланкина Аленушка тоже по ночам никого пока не беспокоит.
— Ох, все детки разные. В любом случае — у меня младшей полгода, и я спокойно оставляю ее с нянькой и кормилицей и уезжаю на несколько дней.
— Не скучаете?
— Скучаю. Но сидеть с детьми в поместье — я же с ума сойду. Нет, больше детей мне не надо, два сына и дочь — достаточно. Чуть подрастут они,