О, Ключи!
Ключи были статуэтки, те семь. Странно живые Ключи, и…
Он опустил глаза.
Ну конечно.
В полу, вырезанная и раскрашенная выцветшим желтым, синим и красным, пестрела диаграмма неправильной, несимметричной формы.
Частью она охватывала алтарь, на котором лежала Таиса, а другой простиралась далеко вперед и касалась слева тяжелого косяка ворот. Из основного объема шипами выдавалось несколько острых треугольных сегментов. Внезапно осознав, что его драконья метка пульсирует весомо и медленно, Пол сосчитал их.
…пять, шесть, семь.
Разумеется, семь.
На пламя, парившее нынче над самой Таисой, он даже не взглянул.
Извлеки наши физические образы в эту реальность и расставь по углам рисунка. Порядок тебе известен.
– Да.
Пол переключил зрение, поднял руку и схватил одну из семи черных нитей, тянувшихся над его правым плечом куда-то назад. Несколько раз намотал он нить на кулак, пока не почувствовал натяжение. Сила вспыхнула и устремилась из метки вдоль по нити, и тогда он дернул.
Статуэтка оказалась у него в руке – высокая женская фигура, тонкая, с резкими чертами лица и властной повадкой. Плащ нес следы позолоты, а поясом служила череда красных, оранжевых и желтых самоцветов. Во лбу горел единственный зеленый камень.
Статуэтка была теплой на ощупь и сделалась еще теплее, пока Пол смотрел на нее.
Да…
Теперь пройти направо и поставить ее на острие второго шипа от конца, лицом к воротам.
Звезды бледнели за окном, небо наливалось огнем.
Снова поднять руку, найти нити… Нити не находились, и Пол понял, что выскочил из второго зрения. Он попробовал вернуть его, но не смог.
Да и метка успела каким-то образом погаснуть, перестать пульсировать. Он потер предплечье, попытался снова вызвать нужный режим.
Ну, что там такое?
– Не знаю. Не могу ничего сделать.
Что значит, не можешь? У тебя только что все отлично получилось.
– Я в курсе. Но что-то опять произошло. С самого Белкена сила то приходит, то уходит – сама. Вот сейчас она ушла.
Пламя кинулось ему в лицо – почти. Он даже сощурился, таким ярким оно стало.
А ну, держи глаза открытыми.
Он повиновался, распахнул пошире веки. Огонь вырос, растекся, превратился в сплошной занавес – сначала высотой в человеческий рост, потом еще больше… И надвинулся на него.
Пол отступил.
Стой спокойно. В этом нужно разобраться.
Огонь обступил его, облек, как плащом. Пол почувствовал, как он проникает в его тело, в самое его существо. Никакого жара не было – только странное покачивание или вибрация, будто ты впервые ступил на берег после нескольких дней в море.
Внезапно оно прекратилось, и маленький язычок огня снова повис у него перед лицом.
Так и есть. В данный момент ты не способен функционировать на магическом плане. Сколько это состояние продлится, совершенно непонятно, а ночь уже почти на исходе. Утром Райл Мерсон может послать за тобой. Сейчас нам придется оставить проект и вернуть тебя как можно скорее обратно, в камеру. Верни статуэтку и…
Пол медленно покачал головой.
Ах, ну да. В нынешнем своем состоянии ты не можешь ее никуда вернуть, а у нас нет никакого прямого контроля над нашими аналогами. Тогда все равно возьми ее. По дороге сюда попадалось немало укромных местечек – тебе придется ее спрятать.
– А как же Таиса?
Оставь ее здесь.
– Но что, если ее кто-нибудь найдет?
Это не имеет значения. Шевелись!
Огонек решительно пронесся мимо него. Пол взял статуэтку и потрусил следом, а оказавшись в тоннеле, нашел подходящую расселину в стене и сунул ее туда.
Тем же путем возвратились они из пещерной части в дворцовую… впрочем, после нескольких поворотов Пол вдруг осознал, что нет, совсем не тем же. На сей раз маршрут оказался куда короче, и на нем, как ни странно, не встречалось ни темных тоннелей, ни залов с густым туманом.
Поразительно скоро он очутился опять перед дверью в свою камеру, и вошел, и аккуратно закрыл ее за собою.
– Путь туда был исключительно в целях внушения, так? – устало осведомился он.
Ложись и спи, – сказало на это пламя и надменно погасло.
Снаружи лег на место засов.
Усталость обрушилась на Пола вся и сразу, голова закружилась; он едва доковылял до своей лавки и тяжело шлепнулся на нее. На раздумья времени попросту не хватило – все заполонили темные волны…
Глава двенадцатая
Покидая пещеры Белкена, Генри Спир снова как следует замаскировался и спустился в раскинувшийся у подножья горы зачарованный город.
Там он хорошенько попраздновал с коллегами-колдунами, никто из которых даже не подозревал, кто он на самом деле такой. Ему было откровенно приятно расхаживать среди них с большой темной тайной внутри, к которой больше никто не был причастен.
Он пил приправленное легкими наркотиками вино, творил чудеса и избегал лишь самых великих из своих собратьев. Ни одного из них он, случись между ними битва воль, не боялся, но и попасться на глаза мастеру, способному проникнуть сквозь его тщательно наведенную личину, тоже не стремился.
Нет, с этим откровением торопиться точно не стоит.
Он гулял, кидался по-тихому проклятиями и дурной судьбой в тех, кто ему не нравился, подбрасывал пару-другую благ тем, кого уважал. Эта роль тайного божества доставляла ему неимоверное удовольствие – он так давно ничем подобным не занимался! Но сейчас – о, сейчас будущее само опустило ветку, и яблоко готовилось вот-вот лечь в его протянутую ладонь. Он ощущал странное, но всепоглощающее родство с теми, кому его труды скоро принесут много добра, пусть они даже о том и не знают.
День клонился к закату, и великолепие города росло на глазах.
Долгие годы Генри Спиру не было так хорошо. Сила его находилась на самом пике – невероятные высоты! – но он воздерживался от демонстрации ее новым товарищам, собравшимся для испытаний и увеселений. Так, разве что краешек, самую малость…
Спускалась ночь. Он плясал, он пел. Потом, сильно за полночь, отдал должное обильному и изысканному ужину. Прогнав сон, он восстановил тонус с помощью заклинания первого порядка, исполненного просто и быстро – но с неподражаемой элегантностью. Поплавал на серебряной лодке по круговому городскому каналу, прихватив с собой куртизанку, катамита, суккуба, чашу курящихся грезолистьев и кувшин любимого вина, восполнявшегося столь же оперативно, как и силы хозяина.
После всех этих лет, проведенных в забвении, в чужих обличьях, ему хотелось праздновать – о да, ибо Весы скоро вновь