Следующий в ряду начал говорить ту же самую формулу; какой-то частью разума Пол знал, что, когда дойдет черед до него, он тоже повторит ее слово в слово. Как ни странно, что-то внутри него уже ее произносило вместе с каждым оратором.
Пол чувствовал, что некоторым образом потерял связь со временем: времени тут вообще не было – были только свет и отражение лица. Слова звучали в гулких палатах души, перекатывались и пробуждали похороненные глубоко в недрах смыслы.
Тут он увидел, что его лицо в воде улыбается. Никакого движения мускулов он при этом не ощутил. Пол-в-водоеме не терял времени даром: он пошел рябью и в некотором роде разделился… У него оказалось вдруг как бы две головы: одна продолжила улыбаться – хотя теперь это уже больше походило на оскал; вторая, казалось, была чем-то глубоко опечалена.
Вот они медленно повернулись и уставились друг на друга. Странные дикие эмоции захлестнули его – ничего подобного он на своей памяти не испытывал! Он смотрел и смотрел, а эти двое вели свой извечный архетипический спор, и сколько все это продолжалось, ему было неведомо… лишь усиливалось смутное чувство неправильности происходящего.
Дальше Пол осознал, что и вправду говорит: это подошла его очередь, и он покорно начал предписанные речи, сам того не понимая. Слова могуче вибрировали у него внутри, и они же гремели снаружи, но другие… как бы издалека. Свет, бивший снизу, стал словно бы еще ярче. Образы в воде поплыли, исказились, сложились сами в себя. Две головы отражения слились обратно, стали единой и целой физиономией, которая теперь почему-то не улыбалась. Чувство восторга поднялось и захлестнуло его, смывая, унося приливом всякую неправильность.
И с последним произнесенным слогом все пространство его черепа затопило яркое сияние.
Следующей заговорила девушка, стоящая слева. Пол утратил всякое ощущение себя – а вместе с ним и времени, и пространства, – и просто был, существовал в звуке и свете, едва замечая творящиеся с ним и над ним перемены… пока все не кончилось.
Что оно кончилось, он понял сразу – безо всякого слова или зримого знака.
Свет в глубине сгустился и принял форму как бы огромного яйца – это последний из кандидатов закончил возглашать обрядовый текст. Некоторое время конгрегация стояла молча, глядя в воду. Повинуясь внезапному импульсу, Пол вдруг поднял голову и посмотрел на Ларика. Остальные тоже почему-то последовали его примеру – все как один! – а затем медленно потянулись вдоль уступа к изначальной отмели.
Когда все сгрудились на ней, Ларик молча указал рукой налево и повел группу в очень узкую расселину за каменным экраном, которую до тех пор никто в упор не замечал. Протискиваться пришлось боком – но, к счастью, недолго.
Пространство вскоре разошлось в стороны, но почти сразу же их вожак плюхнулся на четвереньки и полез в маленькую черную дыру. Облаченные в белое кандидаты волей-неволей проделали то же самое. Бледный колеблющийся огонь был и здесь, но простирался недалеко – всего на несколько дюймов в любом направлении.
Продвигались они медленно, вниз и с большим трудом, так как старались не соскользнуть по скату трубы; в некоторых особо низких местах приходилось прямо-таки ползти на животе, извиваясь и обдираясь о стенки на поворотах.
Ползший впереди Пола юноша неожиданно остановился, и ему пришлось, понятное дело, сделать то же самое. Сзади врезались ему в пятки лбом и недовольно заворчали. Стены кругом выцвели до серого с оттенком розового – надо сказать, довольно симпатичным, если бы не обстоятельства.
Передний снова по дюйму начал продвигаться вперед, Пол – за ним, очень медленно. Прогресса хватило где-то на один человеческий рост, после чего все опять застопорилось. В голове у Пола до сих пор все плыло после первой стоянки; мысли не слушались, кидая его попеременно то в отчаяние (умеренное), то в смирение (почти полное).
После недолгой паузы колонна поползла дальше – и одолела примерно такое же расстояние. Еще несколько итераций, и Пол понял причину: в полу зияло круглое отверстие. Каждый следующий кандидат соскальзывал в него, повисал на руках, отпускал их и исчезал с глаз долой.
Пол внимательно пронаблюдал, что делает его предшественник, потом аккуратно проделал всю последовательность сам – повисел пару секунд и полетел вниз, в неизвестность.
Лететь пришлось недалеко.
Он приземлился на согнутых коленях и сразу же метнулся в сторону, пока на него не свалился следующий испытуемый. Встав и отряхнувшись, он присоединился к остальным инициантам, сгрудившимся в середине пещеры, где потолок был гораздо выше.
И снова, повинуясь указаниям Ларика, они распределились по кругу, оставляя в центре самый заметный объект местного ландшафта – розовый сталагмит в несколько человеческих ростов, поднимавшийся из большой неровной глыбы приблизительно прямоугольной формы.
Когда все встали на свои места, Ларик сделал знак отойти назад, расширив конфигурацию до позиций, максимально удаленных от центрального объекта, – насколько позволяла геометрия пространства. На мгновение он встретился глазами с Полом… – и тот внезапно понял, что ведущий страдает, ему больно…
Но Ларик быстро отвел взгляд и, отойдя, взобрался на скалу в ближайшем ко входу углу пещеры. Все, конечно, посмотрели, куда это он пошел, но вскоре отвлеклись и вернулись вниманием к таинственному предмету в центре.
Пол расслабился и вновь погрузился в созерцательное состояние ума.
Медленно он окинул монолит изучающим взглядом – снизу вверх и затем сверху вниз. Да, в этом месте определенно присутствовала сила. На мгновение он переключил видение во второй режим – ничего; лишь свечение сталагмита немного прибавило в яркости. Поблизости даже не наблюдалось никаких сияющих нитей… Когда он размышлял об этом впоследствии, этот феномен показался ему донельзя странным, – но не тогда, не в тот миг.
Когда Ларик заговорил, размеренно и плавно, он вернул зрение к норме, продолжая регистрировать физические ощущения, которые пробуждали в нем звуки и их отголоски.
Безвременье и отстраненность нахлынули на него быстрее, чем в прошлый раз. Свет на поверхности столпа слегка заструился – казалось, будто тот движется сам.
Ларик умолк, но взамен кто-то из круга затянул песнопение, и тотчас пещера вокруг Пола начала меркнуть. Громадный предмет посредине остался словно бы единственной осязаемой, материальной вещью во всей вселенной – так, по крайней мере, чувствовал Пол. Слова текли к нему, обвивали, заполняя собой ту