Nature Morte. Строй произведения и литература Н. Гоголя - Валерий Александрович Подорога. Страница 95


О книге
Том 5. («Мертвые души»). С. 265.

243

Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. («Мертвые души»). С. 142. «Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя (…) «Чичиков еще раз взглянул на него искоса, когда проходили они столовую: медведь! совершенный медведь!» (Там же. С. 92). На это чудном перекрестии располагаются косые взгляды Чичикова, позволяющие провести ряд преобразований с фигурой Собакевича: сначала в «медведя», затем в «темного цвета дрозда», и, наконец, в «ореховое пузатое бюро». В зависимости от зрительного (телесного) угла становится возможным кукольный анаморфоз.

244

Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 5. («Мертвые души»). С. 156.

245

Без этого фонового знания, без этого «косоглазия» не увидеть то, что остается невидимым, да и не столь важным при выполнении какой-либо задачи. Обычно внимательность требует перемещение взгляда от объектов на периферии к центру сознания (восприятия), к единому образу, – гештальту. Обратимся к неустаревающей аналитике У. Джеймса: «Ядро сознания работает в одном направлении, его края – в другом; наступает такой момент, когда эти края получают перевес над ядром и в свою очередь, становятся центром. То, с чем мы себя отожествляем в понятиях и что мы называем нашей мыслью в данное время – есть центр; но наше полное я есть все поле сознания, со всеми этими неопределенно мерцающими, подсознательными возможностями усиления, которые мы можем смутно чувствовать, и к анализу которых даже не можем приступить. Собирательная и разделительная формы бытия сосуществуют здесь, так как с одной стороны, каждая часть функционирует отдельно, вступает в связь со своей особой областью в еще более обширной сфере переживания и стремится увлечь нас в эту область, а, с другой стороны, мы так или иначе, если не умом, то чувством, воспринимаем целое, как единое проявление нашей жизни». (У. Джеймс. Вселенная с плюралистической точки зрения. Москва, «Космос», 1911. С. 159). Однако у Гоголя такого единства нет, или точнее, оно достигается неправомерным образом, – через «косоглазие», через «не смотрение прямо», именно тогда невидимое и не ожидает нападения, и может быть схвачено. (См. также: М. Полани. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М.: 1985. С. 89–97.)

246

Вересаев В. Гоголь в жизни. С. 231–232. Ср., например: «По наблюдению специалистов, изучавших эти поверья, дух икоты говорит голосом более высокого регистра, чем человек, в которого он вселился, и употребляет в разговоре по отношению к себе только местоимение 3-его лица». (Виноградова Л. Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян. М.: Индрик, 2000. С. 136). У Гоголя такого рода косноязычие, нарушения слов, и в том числе и пресловутая икота, как мне кажется, соотносится с так называемым кулинарно-пищеварительным кодом. Причем сила его действия у Гоголя постоянна. Чревовещание в двух стадиях: желудка полного и желудка пустого. Это разделение позволяет ввести регистры в гоголевское косноязычие.

247

Заметим, что для того времени характерна мода на фокусы чревовещателей. Например, упоминание Смирновой-Россет о появлении чревовещателя у императора: «В 1815 году был ventriloque. Имп. Александр Павлович позвал его, и после обеда он делал разные штуки, командовал войску голосом императора». (Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания. М.: Наука, 1989. С. 58.)

248

В. В. Розанов с А. Ремизовым ведут поиск тайного имени Гоголя; возможно, что это кики-мора (странное лесное существо, отличающееся абсолютной способностью к подражанию). Можно видеть и звуковую игру от Чи-чи-кова к Ки-ки-море, след изначального косноязычия, характерный для этой литературы (след фоно-миметический). (Ремизов А. Сны и предсонье. С. 141.)

249

Эйхенбаум Б. О прозе. С. 319.

Ср. также: «Звуковая оболочка слова, его акустическая характеристика становится в речи Гоголя значимой независимо от логического или вещественного значения. Артикуляция и ее акустический эффект выдвигаются на первый план как выразительный прием». (Там же. С. 309.)

250

Ср.: «Беспозвоночные организмы имеют в своем распоряжении в качестве координационного суррогата механизмы мышечного “защелкивания” (Sperrung), которые физиологическим путем устраняют ненужные в данный момент степени свободы. Ящерица, змея, многие крупные птицы (орел, попугай и т. п.) в паузах между произвольными движениями неподвижны, как трупы. Пресмыкающиеся особенно характерно статуеобразно застывают всем телом, как только у них прекращается очередное произвольное движение. Если ящерица делает поворот головой и шеей, то туловище и конечности при этом неподвижны, как изваянные. Млекопитающие, по-видимому, совершенно лишены в норме подобных Sperrungen (защелкиваний) и возвращаются к ним лишь в случае болезненной гиперфункции экстрапирамидной системы (каталепсия, кататония, гипертонические симптомо-комплексы у больных энцефалитом). В норме у млекопитающего и человека никакой «покой» вне глубокого сна не равен неподвижности» (Бернштейн Н. А. Физиология движений и активность. М.: Наука, 1990. С. 369). Физиологический механизм защелкивания, перехода в мертвое состояние, связан с глубиной зачарованности и чудности (летаргический сон как следствие) и непрерывностью нарастающего чувства страха, жертва которого не в силах его остановить.

251

Ср.: «Иногда довольно смазливое личико еврейки, убранное потемневшими бусами, выглядывало из ветхого окошка. Куча жиденьков, запачканных, оборванных, с курчавыми волосами, кричала и валялась в грязи». (Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 2. («Тарас Бульба»). С. 129.)

252

Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 1. С. 97.

253

Вересаев В. Гоголь в жизни. С. 242–243.

254

Гоголь Н. В. Собрание сочинений. Том 3. («Записки сумасшедшего»). С. 181.

255

Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. Том IX, АН СССР, 1952. C. 25–26.

256

Набоков В. В. Лекции по русской литературе. С. 34–35.

257

Кьеркегор С. Страх и трепет. Указ. изд. С. 219, 222.

258

Не стоит забывать и о мороке, ведь она «отнимает разум». Чичиков и Хлестаков – не столько циничные представители демонической силы, сколько ее жертвы, не они обольщают, а – ими черт обольщает, искушает, вводит в грех всех, а не только каких-то избранных персонажей. Некое временное с-ума-сшедствие и есть чертовщина. Провинциальный городок, захваченный аурой чертовщины, – настоящий фильм thriller.

259

Кьеркегор С. Там

Перейти на страницу: