Мы можем так на аэроплан собрать – «гони монету!».
А можно достать ликоподию, насыпать его сзади, провести ток, запалить, устроить иллюминацию и выкинуть лозунг: «В огне революции сгорели подобные чудовища!» Тут что хотите можно будет сделать. По-моему, ничего будет.
Вот и вся экспликация.
Пьесу зачитаем за столом. При чтении постараемся усвоить ритм гоголевского текста и, поскольку это будет за столом, не спеша, серьезненько почитаем. Надо усвоить самое главное – темпы.
При чтении надо показать самих себя, никаких наигрышей. Чтобы нельзя было сказать «он трагедь ломает».
Легкое трагическое что делает? Это серьезность – текст подается легко, без напряжения. То обстоятельство, что я намечаю Старковского, объясняется тем, что он с подвижной реакцией, что требовал Гоголь. У городничего очень быстрые переходы. Остальные фигуры не так трудны.
Хлестаков – черт его знает что такое. Трудно, но не так уж. Чехов – Хлестаков очень интересный, но у нас будет другая планировка. Хлестаков в обычной трактовке, конечно, фат. Это мешает, этого не нужно, потому что, если человек с детства привык прилично одеваться, незаметно, что он в хорошем платье. Фатами обыкновенно бывают горбатые, чтобы скрыть свое уродство. Это любопытная черта: как будто если он приоденется, то перестанет быть горбатым и не скажут, что он ростом не подходящ или еще что-нибудь. Хлестаков хорошо носит костюм. Жесты его не фатоватые, быстр в движениях, немножко шулер. Опять игра руками. Трубка у него особенная, он хорошо ею владеет. Ракурсы, повороты головы, остальное в мизансценах – как сидит, как голову держит, как ногу на ногу положит. Роль с большими приемами ловкой игры[314].
Немая сцена в комедии «Ревизор». Рисунок, приписываемый Н. В. Гоголю.
Лепка кукол для «немой сцены». Работники бутафорской мастерской ГосТИМа В. Н. Петров и М. Н. Иванов Фотограф А. А. Тимерин (1926)
«Немая сцена». Куклы без костюмов и в костюмах (репетиционный момент)
4. Анти-Гоголь, или Соприкосновение. Версия В. В. Розанова
Умереть лучше, легче, чем жить с Гоголем, читать Гоголя, вторить Гоголю, думать по Гоголю. Но ведь Гоголь универз. Он и сам не знал (а может, и знал?) о себе, что он универз, и что около него ничего другого не растет, что около него все умирает, чахнет, как около мертвого озера в Ханаане. Если бы Гоголь был «частность», то, конечно, была бы великолепная страница литературы и великолепная минутка в жизни, но ведь он не частность и не минутка, он – все и один. Нет Пушкина около него…
В. В. Розанов
…Не трогайте Гоголя. Каторжная работа по изучению русского языка, необходимая для того, чтобы его прочесть, не оплатится привычной для вас монетой. Не троньте его, не троньте. Ему вам нечего сказать. Избегайте, воздержитесь, не надо!
В. Набоков
1
Бесконечный гоголевский зуд Розанова; от этой чесотки все тело красными пятнами с зачесами до крови. 1909-й – четыре подряд статьи-заметки о Гоголе; записи 1915-го. Но два важнейших и первых текста появляются друг за другом: «Пушкин и Гоголь» (1891), «Как произошел тип Акакия Акакиевича?» (1894). Иногда кажется, что о чем бы он ни писал, в уме все время держит Гоголя, непостижимую загадку и тайну русской действительности. И от истерики преклонения к свержению проклятого идола, от сокрытия и восхищения к разоблачению. В одной из своих бесчисленных заметок, посвященных Гоголю, Розанов сравнивает два портрета: первый, это гравюра на дереве неизвестного художника «Гоголь в юности» (1827) и последний, посмертный, – «Гоголь в гробу» (1852); не из праздных соображений любопытного, а чтобы указать на их «ужасающее» оскорбительное сходство. Если придерживаться версии Розанова, то Гоголь еще в юности был мертвым, иначе всегда была мертва его «душа», ведь иначе трудно объяснить, почему он так мог бездушно писать – избегая всякого чувственного и морального участия в том, что описывает.
Вот рассказ г. Рамазанова, мастера-скульптора, снимавшего с Гоголя посмертную маску, к которому отсылает Розанов:
«Когда я подошел к телу Гоголя, он не казался мне мертвым. Улыбка рта и не совсем закрытый правый глаз его породили во мне мысль о летаргическом сне, так что я не вдруг решился снять маску; но приготовленный гроб, в который должны были положить в тот же вечер его тело. Наконец, беспрестанно прибывавшая толпа желающих проститься с дорогим покойником заставили меня и моего старика, указывающего на следы разрушения, поспешить со снятием маски, после чего со слугой-мальчиком Гоголя мы очистили лицо и волосы от алебастра и закрыли правый глаз, который при всех наших усилиях, казалось, хотел еще глядеть на здешний мир, тогда как душа умершего была далеко от земли»[315].
Гоголь-гимназист. Неизвестный художник (1827)
Рисунок сделан с Гоголя Э. А. Мамоновым 22 февр. 1852 г., несколько часов спустя после его кончины. «Стоя подле гроба Гоголя, я видел и рисуемый портрет, и потому могу ручаться за поразительное сходство». П. А. Ефремов[316]
Далее следует комментарий Розанова:
«Но нельзя не поразиться, что этот его “портрет в гробу” (с литографии того времени) точь-в-точь совпадает с наброском, сделанным с него, когда еще он был учеником гимназии высших наук в Нежине, одним из его гимназических товарищей: эта же худоба, отсутствие теней, штрихов на лице, как бы его гладкость и обрезанность, длинный острый нос, сжатые губы, и не просто серьезность, а как бы старость, сухость и брюзжащее нравоучение в лике, позе, даже в наклоне головы! Этот юношеский портрет совпадает с посмертным: точно невидимая рука взяла его осторожно с затылка и спины и подняла из гроба, – и поставила этого “выходца с того света” перед шалуном-товарищем, который верно бы испугался и не стал рисовать, если бы знал, что за чудище стоит перед ним»[317].
Портреты эти и похожи и непохожи друг на друга, но напуганному Розанову кажется, что Гоголь и не умирал, а он всегда был мертвецом, к которому нет доступа, тот же полузакрытый глаз, мертво смотрящий на все кругом