Киллиан кивнул и пошагал, куда было велено — а Оран взял меня за руку и спросил:
— Все в порядке? Он ничем тебя не обидел?
— Все хорошо, — ответила я. — Твой родственник не похож на тех, кто способен кого-то обидеть.
— Верно. Но к нему могли прицепить какое-нибудь заклинание, — хмуро пробормотал Оран. — Мы с ним и правда дружили когда-то. Хорошо, что приехал именно он.
Мне снова сделалось тревожно, сама не знаю, почему.
Но я все же сумела совладать с собой. В конце концов, в Шин приехала не эта дрянь Луавера, а человек, который выглядит понимающим и адекватным.
— Что теперь будет? — спросила я. Киллиан, широко улыбаясь, вышел из молочной лавки, что-то весело бросил на ходу — кажется, успел за несколько мгновений познакомиться и понравиться.
Ладно. Кажется, все и правда не так страшно.
— Мы можем пройти куда-то, где я смогу осмотреть твой узор? — спросил Киллиан, подойдя к нам, и добавил: — У вас тут очень сердечный народ. Мне сразу плюшек предложили.
— Плюх, — поправила я. — Это меньше, чем люльцы.
— Я сразу понял, что все очень серьёзно.
До моего дома мы шли молча; госпожа Монтегю, которая встретилась по пути, посмотрела на нас едва ли не с охранительной молитвой на устах.
Войдя в дом, Киллиан осмотрелся и на его лице наконец-то появилось драконье выражение снисходительного презрения. Мол, как же низко пал его родственник, живёт в медвежьем углу, в грязной норе. Впрочем, это выражение почти сразу же растаяло, и Киллиан дружелюбно произнес:
— Очень уютный дом, леди Макбрайд. В стиле средневекового коттеджа, очень модно сейчас.
— Не будем тратить время на любезности, — сухо откликнулся Оран. Он сбросил пальто, быстро расстегнул рубашку и показал узор из перьев. Сейчас в нем не было ни искорки, и мне сделалось спокойнее.
Киллиан вынул из кармана подобие очков с доброй дюжиной линз и подошёл поближе. Стоило ему дотронуться до кожи Орана, как узор засветился, словно что-то в глубине откликнулось на прикосновение.
— Поразительно! — промолвил Киллиан. — Связь с истинной в самом деле разрушает проклятие! Ещё несколько дней или глубокое эмоциональное потрясение — и от проклятия следа не останется. Ты снова будешь свободен, сможешь снова летать. Твои силы к тебе вернутся.
Все во мне так и заплясало от радости. С Ораном поступили несправедливо и жестоко, и скоро эта жестокость будет отменена.
Он снова поднимется в небо. Обретёт свободу, которую у него отняли.
— Беда только в том, — хмуро продолжал Киллиан, — что я не знаю, как сильно отдача от разрушенного проклятия ударит по твоей истинной.
* * *
Мы с Ораном переглянулись.
Нет-нет-нет, я не согласна. На это я не подписываюсь.
У меня и так в жизни все очень весело, не хватает еще и отдач от разрушенного проклятия, чтобы почувствовать всю полноту бытия.
Нервный смешок поднялся откуда-то из глубины груди — мысли скомкались, душу окутало страхом. Я, конечно, хотела, чтобы Оран был свободен, вот только не ценой моего здоровья и жизни.
Драконьи проклятия — дрянная вещь. С ними просто так не справиться, от них можно долго и дорого лечиться, но так в итоге и не спастись.
— Прости, — сказала я, глядя на Орана. — Прости, я очень взволнована. Я хочу, чтобы ты снова мог оборачиваться и летать, но… мне страшно.
Оран перевел взгляд на Киллиана и спросил:
— Можно сделать так, чтобы с Джиной ничего не случилось?
Киллиан неопределенно пожал плечами. Его лицо сделалось напряженным и сосредоточенным.
— Разве что окружить тебя сетью заклинаний, чтобы отдача перешла в общее поле и развеялась там. Для начала скажи честно: ты собираешься вернуться в столицу?
Оран посмотрел на него, как на идиота.
— Конечно, нет. Хватит с меня наших общих родственников. Предпочел бы никогда их не встречать.
Киллиан вопросительно поднял бровь.
— Ты всерьез хочешь остаться в этой глуши?
— Здесь мое дело, — откликнулся Оран и посмотрел на меня так сердечно и тепло, что все страхи отступили. — Здесь моя истинная. Да, конечно, я останусь в этой глуши.
Кевин и его мамаша сейчас хором закричали бы: “Идиот!” Как в здравом уме можно желать остаться на Макбрайдских пустошах?
Но за время своих скитаний Оран успел многое понять. Например, что лучше держаться подальше от тех, кто способен разорвать тебя на клочки, проклясть и обречь на горькую судьбу бродяги. Даже если ты вернешься, даже если дом Боллиндерри простит заблудшего родственника, никто не забудет о том, что случилось.
На Орана свалят какую-нибудь очередную неприятность, и тогда проклятием дело не ограничится.
Так что лучше быть подальше от всего этого. Особенно, если у тебя есть дом, хорошая работа и человек, которого ты любишь.
Киллиан понимающе улыбнулся.
— Ваши дети, — сказал он. — Когда-нибудь они обязательно появятся. Дед хочет, чтобы они не принадлежали дому Боллиндерри.
Оран не успел ответить — я рассмеялась и воскликнула:
— Мы тоже этого хотим. Чем дальше наши дети будут от такой замечательной родни, тем лучше.
А ведь и правда: у нас с Ораном однажды родится ребенок. Мальчик с его глазами, девочка с моими кудрями… Сейчас я подумала о них, и душу окатило горячей волной счастья.
Мы построим свой маленький мир и будем счастливы в нем вдали от драконов, их власти и злобы.
Взгляд Орана сделался мечтательным, словно он тоже представил наших детей. Киллиан кивнул.
— Удивительное здравомыслие, леди Макбрайд, — произнес он. — Любая другая на вашем месте сейчас протестовала бы. Требовала для себя и детей достойного места и части состояния дома Боллиндерри.
— Любая другая на моем месте вытерпела бы измену первого мужа, — с достоинством откликнулась я. — Но ни мне, ни моим будущим детям не нужно тех благ, которые надо выгрызать у совести. А состояние мы создаем сами. Скоро, например, здесь начнется кулинарный конкурс. Я собираюсь победить.
Оран кивнул так, словно нисколько в этом не сомневался.
— Хорошо, — кивнул Киллиан, посерьезнев. — Итак, вы оба клянетесь, что отказываетесь от возвращения в столицу, притязаний на часть состояния дома Боллиндерри и законного места в драконьей семье. Верно?
Мы с Ораном дружно кивнули. Киллиан вынул из внутреннего кармана пальто мешочек из красного бархата и протянул мне.
— Тогда возьмите. Это сокровище дома Боллиндерри, фаланга святого Иолера.
Я осторожно приняла реликвию, и на мгновение показалось, что в мешочке что-то шевельнулось. Лицо Орана сделалось по-детски мечтательным — такое мягкое выражение я замечала в нем, когда он работал.
— Он был драконом, святой Иолер. Но любил и жалел людей, — объяснил Оран. — Его мощи оберегают от драконьего огня, черных