— Хорошо, сердце моё.
Я вошла в пахнущую травами кухню и с презрением посмотрела на любимую жену эмира, не в силах скрыть отвращение к женщине, предавшей своего супруга. Ответом мне был насмешливый взгляд. Франгаг стояла у огромной кастрюли и варила тёмно-зелёное зелье на медленном огне. Судя по поднимающемуся дыму, дом пропах именно из-за этого варева.
— Отдохни пока, лев мой. Я позову, когда всё будет готово, — грудным голосом пропела Франгаг, погладив мужское предплечье.
— Хорошо. — Гафур кивнул, бросил на меня косой взгляд и, не касаясь, удалился с кухни.
Я машинально осмотрела кухню. Машрабии — узорчатые деревянные решётки на окнах — имели крупный, немного неуклюжий орнамент, но, увы, были соединены между собой проволоками. Открыть такие окна со связанными руками — это минут пять, не меньше.
— Если соберёшься удрать, я крикну стражу. Она прибежит быстрее, чем ты смоешься, — сказала Франгаг, точно угадав, о чём я думаю.
«Пустынные джинны! Неужели это так очевидно?» — с отчаянием подумала я, но тут же себя одёрнула. Янн как-то на днях со смехом рассказывал о своей работе и о том, как ему пришлось по-настоящему побираться на чужой планете несколько месяцев, потому что он выслеживал опасных преступников и не мог воспользоваться собственными деньгами, чтобы не «спалиться». Что означало последнее слово, я так и не поняла, но Янн тогда произнёс более важные слова: «В жизни нет безвыходных ситуаций, есть лишь такие, выход из которых не соответствует нашим ожиданиям. Но он всё равно есть».
Янн учил меня быть самостоятельной и предприимчивой, не пресмыкаться и не оглядываться на мнения других, а делать так, как подсказывает сердце. Сейчас оно говорило, что я должна сбежать.
— А что это за варево? — уточнила я, принюхиваясь.
Пахло множеством трав — ромашкой, розмарином и мятой — и всё вместе смешивалось с какой-то невообразимой смесью остро-пряных специй. Я толком не поняла, что это.
— А ты не догадываешься? — с мерзкой ухмылкой ответила Франгаг, стрельнув взглядом по моим рукам. Я купалась в тунике без рукавов, а потому под этим взглядом почувствовала себя неуютно.
— Чтобы я не понесла ребёнка от первого же мужчины в увеселительном доме? — предположила логичное.
— Пф-ф-ф, — фыркнула женщина. — Вот ещё. Когда Гафур тебя туда сдаст, там и напоят. Нет, разумеется! Это для тебя. Обезболивающее.
«Женщина не должна сопротивляться, показывать, что ей противно или неприятно…»
— В постели мужчин увеселительного дома настолько больно? Зачем так много варева? — ужаснулась я, на что Франгаг почему-то расхохоталась.
Я смотрела, как содрогается от смеха её фигура, и думала о том, почему я раньше не замечала эту злость в холодных бледно-серых глазах за золотой вуалеской? Да, она всегда казалась мне строгой, но сейчас мне как будто показали совершенно другого человека.
Охрипнув от смеха, Франгаг наконец прочистила горло.
— Думаешь, я когда-либо работала там? Ошибаешься. Это всё для тебя одной, пить начнёшь прямо сейчас. — Она зачерпнула ложкой жидкость и попробовала. — Да, пожалуй, сойдёт.
В следующую секунду в её руках образовался половник, и она уже наливала мне огромную чашу, по объёму больше смахивающую на глиняные кувшины в чайхане.
— На, пей, — приказала она.
Я видела, как она отпила из общего котла, но всё ещё сомневалась. Зачем? Франгаг же, уловив моё сомнение, сузила глаза.
— Для тебя же стараюсь, паршивка. Всё для тебя! С самого первого дня, когда ты появилась во дворце, Идрис только и скакал вокруг тебя, словно ты верблюд с золотой слюной. «Шейна то, Шейна сё!» Каждый маломальский праздник он в первую очередь дарил тебе подарки. Уже потом мне, моему сыну и остальным жёнам… Ты всегда была его любимицей! Посмотри, сколько у тебя в волосах жемчужных нитей! Думаешь, хоть у одной девушки во дворце столько есть?!
«Неужели это всё из-за украшений?» — потрясённо подумала я. Уж кто-кто, а Франгаг точно не должна была завидовать…
— Я отдам всё, что есть на мне, прямо сейчас, только умоляю, отпустите! — взмолилась я, протягивая руки к волосам.
Владыка! Да если можно отделаться от всего этого золотом…
— Разбежалась! — гаркнула старшая жена эмира, заставив непроизвольно вздрогнуть. — Да мне плевать на эти украшения, у меня их навалом. Но мужчины умеют проявлять любовь только подарками. Идрис любил твою мать… безумно!
— Так вы знаете?
На самом деле мне сейчас было абсолютно всё равно, как много людей знало, кто мой настоящий отец, и не говорило этого. Я пыталась затянуть разговор хоть как-то, чтобы придумать, что можно сделать.
— Разумеется, я знала! — зло прошипела Франгаг. — Когда он тебя привёл шестилетнюю, ты была с ним на одно лицо. Только слепой мог не догадаться, что ты ему родная. Идрис Свет Истины, этот идиот, возомнивший себя мудрецом, искренне верил, что ограждает тебя от дворцовых интриг, но все видели правду. Вуалеску на тебя удалось надеть достаточно рано, но те, кто жил во дворце, прекрасно всё понимали. Взяв тебя во дворец, Идрис меня унизил.
— Эмир сделал вас любимой женой.
— Издевательство! Он никогда меня не любил. Первые месяцы он называл меня именем этой проклятой девки, когда я остужала его огонь. Шафией! Эта дрянь умудрилась отобрать у меня шанс на счастье, даже будучи развеянной над пустыней!
Я машинально опустилась на стоявший рядом стул и уставилась в кружку. «Сага Первых Дней» учит женщин смирению… Они должны понимать, что мужчина может взять в жёны столько девушек, сколько захочет и сколько в состоянии обеспечить. При этом жёны должны уважать друг друга и не строить козней. Я совершенно не понимала мотивов Франгаг.
— Так это личная месть? Вы так сильно любите моего отца и ненавидите мать, что пошли на это?
Лицо старшей жены эмира перекосилось, это стало заметно даже под вуалеской.
— Я ненавижу их обоих! — выкрикнула она. — Пей! Чем больше выпьешь, тем больше шансов, что переживёшь очищение.
— Что?! — Мурашки пробежали вдоль позвоночника. — Но это делают девочкам до возраста бутона…
— Вот и пей! — рявкнула женщина, и я послушно опустошила чашу.
Она вырвала посуду у меня из рук сразу же, как только я допила, и налила следующую порцию.
— Ты переживёшь то же, что и я! — с лихорадочно блестящими и потемневшими от расширившихся радужек глазами заявила Франгаг. — Я