Адамсы знали, что это был самый тяжелый период в моей жизни – после похорон прошел всего месяц. Они поняли, что именно в эту пору со мной легче всего справиться: я загибалась от горя и еле справлялась одна в глуши леса: одинокая, с девочкой-школьницей, без защиты, без друзей и знакомых, без денег и возможностей. У них же было все: деньги, власть, знакомства, куча родственников, подчиненных и друзей детства, и они жили у себя на родине.
В конце иска было приписано, что Марта Смит требует для Тани Адамс запретительного судебного приказа в отношении преследования и абьюза ее самой, ее мужа и детей: “держаться на расстоянии от них, их жилища, места их работы и учебы, запрет на физический контакт с жертвами, запрет любых контактов с жертвой, включая телефонные звонки, переписку посредством обычной и электронной почты, отправку факсов, посылку цветов и подарков и т. п., обязать преследователя не причинять вред или не высказывать угроз жертве”. В случае малейшего нарушения Смиты просили преследовать меня по закону.
Упыри заставили почувствовать себя рецидивистом, которому паяли новую статью за предумышленное преступление, либо отсидевшим за домогательства зеком-маньяком.
Снова знакомое ощущение чего-то черного, мерзкого и отвратительного поглотило изнутри мое существо, растеклось по суставам и органам, сковало мышцы. Чувство полного отчаяния поглотило все эмоции.
“Все, впереди дороги нет. Это конец. Я теперь не выберусь”, – мысленно сдалась я.
Я больше не видела смысла существования, Адамсы добились своего: на долю секунды всей грудью ощутила, что я не рада жизни. И от всей души я позавидовала мертвому мужу.
Последнее событие заметно подкосило меня. Я села за большой полированный стол в столовой и не смогла больше встать, ноги подкашивались.
– Что же мне делать? – в сердцах вслух я задала риторический вопрос, и, не в силах справиться с тяжестью эмоций, зарыдала. Меня прорвало так, что заорала во все горло и завыла от отчаяния. Я плакала навзрыд так громко, как не плакала никогда. – Дин, где же ты? – провыла я и сквозь слезы бросила взгляд на диван в надежде увидеть любимый облик. Эхо моего голоса раздавалось в столовой, гостиной и за пределами дома. – Зачем ты ушел? Что ты наделал? Как ты мог оставить меня так? Как?
Стены и потолки заколыхались от слез в глазах и еще долго не успокаивались. Недостаточно выплаканные до сих пор слезы, наконец, вырвались во всю мощь и устремились бурными потоками по обеим щекам, залили одежду, замочили руки. Я взяла салфетку, чтобы не захлебнуться от соленых рек, но понадобилось еще много салфеток: они промокали насквозь и падали на пол.
Моя истерика продолжалась долгих два часа, в течение которых я смотрела на диван и звала мужа.
Через некоторое время эмоции просто иссякли, слез не осталось, а предстоящий суд тяжелым бременем лег на плечи и больше не давал разогнуть согнувшуюся спину: теперь к трауру по мужу и мыслям о выселении, поиске жилья, денег, новой школы, неоплаченных счетов и неполученных пособий добавились мысли о будущем судебном слушании.
Судебный приговор мог повлиять на всю нашу дальнейшую судьбу в Америке и помешать при поступлении дочери в университет, получении гражданства, и, в конце концов, нам могли аннулировать гринкарту и выдворить из страны за наличие судимости.
Вскоре со всей ясностью я ощутила, как разбита морально и физически. Сил не было даже на то, чтобы пройтись по шоссе возле дома – ноги не передвигались. Меня хватало ровно на то, чтобы подняться с кровати и проводить дочь в школу. Я не могла говорить больше пяти минут, так как быстро уставала. Плечи опустились и не поднимались. Я существовала по инерции.
33-й день
В ночь после истерики я уснула беспокойным сном: снилась какая-то нелепица, как со мной расправляются, уничтожают и истязают неизвестные люди. Проснулась в холодном поту и снова вспомнила о предстоящем через несколько дней заседании… На душе заскребли кошки, не хотелось видеть белого света.
Отправив дочь в школу, прилегла на кровать. Не помню, сколько проспала, но проснулась от шепота чужих голосов на кухне. Почему-то посторонние люди в доме ничуть не испугали, а наоборот, вызвали радость от предвкушения встречи с родным и очень близким человеком, с которым давно не виделась.
Затаив дыхание, в приятном блаженстве я прислушивалась к речи, но не разбирала смысла слов. Казалось, двое мужчин говорят на непонятном языке: один из них точно был Дин, но с измененным голосом, но я узнала его! Вот почему мне не было страшно: там был мой муж!
“Я так скучала – и он пришел, он жив, он не умер!” – молниеносно пронеслось в голове.
Через минуту услышала шаги мужа, приближающиеся к спальне. Он шел по коридору тихой поступью, так, как всегда ходил, когда я спала, боясь разбудить. Это были его шаги, я узнала бы их из тысяч!
“Он здесь, он жив! – ликовала я, – он не умер! А вдруг все предыдущее было страшным сном, а на самом деле вот он, жив-здоров, и никуда не ушел? А вдруг он останется и больше никуда не уйдет?” – на миг промелькнула радостная надежда, я готова была запрыгать от счастья.
Он приближался… я считала шаги: раз, два, три шага… лежу с закрытыми глазами и прислушиваюсь… четыре… идет очень тихо… пять… шесть… семь… остановился в дверях спальни…
Я в радостном ожидании приоткрыла глаза, чтобы разглядеть любимый облик, но в открытом проеме никого не было: “Но где же он? Я сама слышала, как он подошел”. Через мгновение услышала, как муж знакомой поступью обошел кровать и подошел с той стороны, где лежала я. Я прекратила раздирать веки и затаила дыхание, почувствовав, что он стоит надо мной.
Через секунду ощутила, как муж сильно прильнул ко мне: его голова очутилась на моей груди, а макушка под моим подбородком. Как долго я его ждала и как сильно скучала!
– Дорогой мой! – Я обняла мужа так крепко и с такой радостью, словно мы встретились после долгих лет разлуки, и я снова была счастливейшей женщиной на свете. В душе заиграли солнечные зайчики, темнота расступилась и залилась светом, все вокруг озарилось и засияло. В ответ Дин крепко, самозабвенно прижал меня к сердцу, а его плечи затряслись от плача. Я никогда прежде не видела его слез и сильно удивилась: он плакал навзрыд, сотрясаясь