Он наклоняет голову, не в силах терпеть шторм, который ему устроило соленое море внутри.
– Послушай. – Чонхо поспешно убирает волосы с его лба, заставляет посмотреть на себя. – Он же как я. Он как я, понимаешь?
Мингю понимает. Он все прекрасно понимает. Но отпустить – не может никак. Отпустить до конца.
Он забирает из квартиры Тэёна все рамки с фотографиями и флакон парфюма, найденный в ванной. Уже дома Чонхо протягивает ему папку с документами, которую нашел возле прихожей: передача собственности ему, Мингю. Тот разглядывает подписи внизу каждого листка, а затем прячет папку в самый низ письменного стола. Не хочет даже думать об этом.
– Обещай мне, – едва не рычит Мингю, – что, если я забуду, ты все мне расскажешь.
– Ладно. – Чонхо сдает оборону сразу же, даже не пытаясь делать вид, что борется. – Я расскажу, хорошо? Просто… Просто, пожалуйста…
Он обнимает порывисто, так крепко и тепло, что Мингю мгновенно теряет всю злость, в которой купался последние пару часов. Взгляд падает на рамки с фотографиями, лежащие на столе. Мингю не знает, что ему делать дальше. Как ему жить. И какой станет жизнь, в которой не хватает пазла, который так многое определял. Он обнимает Чонхо в ответ и с обреченным выдохом позволяет своим глазам испытывать режущую боль. Позволяет себе заплакать.
Он ведь… понял уже давно. Заставил себя смириться в тот самый момент, когда отдал Тэёну папку с рисунками и письмом. Ведь именно поэтому и отдал – потому что позволил себе думать, что даже темнота имеет свойства рассеиваться. Потому что решил, что пускай лучше будет так, где хуже ему, чем Тэён останется стоять на краю пропасти, сердцем застыв в мгновениях, которые уже не вернуть.
Просыпаться посреди ночи входит в привычку. Мингю даже не разбирает, где лево, а где право, – просто мечется про кровати, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Чонхо перехватывает его сам и обнимает, шепча, что все будет в порядке. Ему – сложно поверить в это. Не будет ведь – для него. Потому что Мингю не хочет забывать. Никогда в жизни. Особенно – Тэёна.
А однажды все его чувства становятся тишиной. Он просыпается, делает себе кофе, убирает одежду с дивана. Выбрасывает пустые бутылки в пакет и сразу же завязывает его. Мингю чувствует себя настолько классно, что тошно. Даже не помнит, а когда в последний раз было так легко на работу собираться. Он легко пританцовывает, делая себе яичницу, то и дело наклоняется, чтобы погладить кошку, что трется о его ноги, не сразу замечает Чонхо, который выполз из спальни следом за ним.
– Доброе утро? – Не пожелание, а вопрос скорее.
– Доброе. – Мингю выключает плиту, а затем наклоняется к раковине, чтобы вымыть сковороду; из-под футболки выскакивает кулон с Кассиопеей. Он хочет жестом закинуть его себе за спину, чтобы не мешался, но замирает; низко опустив голову, приглядывается к нему.
В груди то вспыхивает нечто, то сразу же затухает. Становится до того странно, что у Мингю уходит целых три минуты на то, чтобы вымыть одну несчастную сковороду. Вытерев руки о полотенце, он оглядывается на Чонхо, который как раз берет с подставки кофеварки кружку. Взгляд находит похожий кулон на чужой груди.
– Слушай, прозвучит странно, но все же… – Мингю по привычке достает из шкафчика коробку с хлопьями – Чонхо предпочитает завтракать именно ими, – ставит на столешницу и нервно улыбается. – Это ты мне подарил? – Он цепляет пальцем цепочку и доходит им до кулона, оттягивает его, чтобы было видно. – Почему-то не могу вспомнить.
Чонхо, собиравшийся поднести ко рту кружку, застывает; медленно ставит ее обратно на стол, но выходит неудачно – кружка соскальзывает на пол, после разлетаясь на куски. Чонхо даже не вздрагивает.
– Ну эй! – возмущается Мингю, приседая на корточки; собирает осколки, выбрасывает их. Вытирает теплую лужу кофе, а затем поднимает взгляд, чтобы рассмотреть на лице Чонхо хоть каплю раскаяния. Раскаяния не находит, зато находит…
Ничего. Чужое лицо – пустое. Даже глаза не выражают ничего. Мингю, начиная нервничать, моет тряпку в раковине, то и дело оглядываясь, а затем достает из шкафчика другую кружку, чтобы сделать новую порцию кофе.
– Ты в порядке? – осторожно интересуется он. – Чонхо? – Оборачивается.
– Да. – Тот отводит взгляд, прячет глаза, но Мингю даже по профилю может рассмотреть, что что-то не так.
– Точно?
В ответ мычат, отворачиваясь целиком. Чонхо так стремительно покидает квартиру, что забывает нормально повязать галстук; Мингю стоит с кружкой кофе, который, вообще-то, делал не для себя, наблюдает за чужими порывистыми движениями. И ничего не понимает.
Чонхо уходит, а он почему-то долго стоит возле своего компьютерного кресла и разглядывает толстовку, брошенную на спинку пару дней назад. Нюхает несколько раз, то и дело хмурясь. Запах, оставшийся на ткани, не похож ни на парфюм Мингю, ни на тот, что использует Чонхо. Странный запах. Вроде знакомый – сладкий и в то же время терпкий, – но распознать не получается никак. Мингю даже хочет написать Санхёну с вопросом, не оставлял ли тот свои вещи, но вовремя вспоминает, что Санхён не пользуется парфюмом – предпочитает обычные мисты. Да и те всегда пахнут не то морем, не то еще чем. Но никак не сладкой гарденией.
Посреди рабочего дня мелкий Чонхо присылает ему в катоке фото, которое сделал, пока они пьяные сидели недалеко от выхода из метро, дожидаясь его открытия, – это было буквально неделю назад. Мингю разглядывает свое румяное лицо, рассматривает Чонхо, закинувшего руку на плечо Санхёну, улыбается, видя лишь верхнюю часть лица малого. Улыбается, но улыбка резко пропадает, когда взгляд падает на пустое место на скамейке, которое пустым оставили будто нарочно. Мингю убирает телефон, заставляя себя абстрагироваться.
Пальцы сами собой без конца играются с цепочкой, на которой болтается кулон в виде созвездия Кассиопеи. Он сам за собой не замечает этих действий, но в какой-то момент приходится – поздно вечером, когда они с Чонхо сидят на диване, а тот во все глаза смотрит на него, сам то и дело поднося руку к похожему кулону на своей груди, но каждый раз одергивая себя на полпути.
– Ты не помнишь? – спрашивают тихо.
– А? – откликается Мингю, оттягивая пальцем цепочку. – Что не помню?
– Кулон, – поясняет Чонхо. – Ты не помнишь, кто подарил?
– Я у тебя