– Это ужасно, – озвучивает его мысли Чонхо, – я откровенно против, чтобы ребенок ехал в таком виде на Хондэ.
– Мне почти пятнадцать!
– Пизднадцать!
На Хондэ они все-таки едут. Возле клуба Тэён намеревается позвонить Соён, чтобы их пропустили наверняка, но Мингю отвешивает ему подзатыльник, потому что даже пьяным догоняет тот факт, что два Чонхо – зрелище не для слабонервных. И если свои люди в курсе, а незнакомцев можно убедить в том, что они просто братья, у Соён точно возникнут вопросы.
Внутрь они все равно попадают – но лишь потому, что обаяние Тэёна действует не только на чужих матерей, но и на грозных дядек-охранников.
– Даже не вздумай бухать тут, – грозится Мингю, размахивая пальцем перед носом мелкого, – мне перед твоей мамой отчитываться потом.
– Даже чуть-чуть нельзя? – ноют ему в ответ.
– Ладно, только чуть-чуть, – сдается он; у него день рождения, в конце концов. – Но если я потом узнаю, что ты хлещешь с однокашниками пиво в подворотнях, в угол поставлю, понял? Говно из меня нянька, блядь, – ругается он в конце, когда Тэён рывком поднимает его с дивана и тащит в самую гущу танцующей толпы.
Они абсолютно точно сменяют три клуба за эту ночь; почти не пьют – скорее, шарахаются туда-сюда, танцуют и не думают о том, что будет утром. Мингю, если честно, это устраивает. Даже при том факте, что периодически приходится резко трезветь, чтобы проверить, где мелкий и не выпил ли он чужой коктейль.
Малой коктейли, как обещано, не пьет – зато однажды с перекошенным от удивления лицом пытается слинять от какой-то девчонки, которая предложила ему потанцевать. Чонхо так сильно ржет в этот момент, что у него приходится забрать стакан с виски-колой, ибо тот норовится оказаться на полу. Тэён, который этот стакан и выхватывает, задорно пританцовывает в сторону общей массы людей, а затем машет им рукой и исчезает. Возвращается уже спустя пятнадцать минут, а на их столике – пять коктейлей голубого цвета. Мингю, правильно все посчитав, настырно выпивает пятый, о чем жалеет после.
Около четырех утра они сидят на улице недалеко от станции метро и пьют все тот же виноградный соджу. Совсем рядом с ними – такие же пропащие и пьяные студенты, которые наверняка дожидаются открытия метро, чтобы доехать до общежития. Мингю невольно вспоминает студенчество. И понимает, что все выходные – они такими и были.
– Мое чуть-чуть так и не наступило, – недовольно сообщает мелкий.
– Да боже. – Мингю закатывает глаза. – На. – Он сует ему в руки свою бутылку. – Надеюсь, ты нажрешься и тебе будет плохо. Зато потом даже желания не будет.
Когда открывается метро, каждый из них настолько вымотан, что нет никаких сил добираться до дома – особенно провожать мелкого Чонхо, который живет на самом севере города. Санхён предлагает доехать пару станций до Синчхона и там и отоспаться. Никто не против. Кроме Мингю, пожалуй, – потому что вновь оказываться в этом доме странно и чуточку больно.
Все очень быстро засыпают кто где: на кровати, диване, даже кресле. Он сидит на скамейке на улице, кутается в куртку и разглядывает крошечный сад, который стал ему почти родным за последние два года. Рассвет занимается медленно, но уверенно – заливает розовым небо на востоке и будто бы дотягивается яркими мазками и до сердца. Мингю щелкает зажигалкой и на пару мгновений прикрывает глаза.
– Развлекаешься? – Тэён садится рядом с ним, потирая ладони друг о друга. – А меня даже не позвал?
Он подталкивает к нему пачку сигарет, открыто фыркая. Тэён просит у него зажигалку, и Мингю протягивает ее не глядя. Ох уж эта зажигалка. Та самая, с рисунком бабочек. Которая принадлежала Сонёлю, но теперь уже года два как Мингю. Тэён щелкает ею, таращится какое-то время на огонек, а потом подносит к нему кончик сигареты.
– Даже не расскажешь, что делал весь этот месяц? – Это не упрек, скорее искренний интерес.
– Ты и так знаешь. – Дым упругой струей покидает чужой рот и мгновенно растворяется в воздухе. – Что, думал, будто я пропущу твой день рождения?
– Наоборот, – Мингю тянет губы в улыбке, – я был уверен, что не пропустишь. Но ты, конечно, все равно мудак – мне теперь с матерью Чонхо объясняться.
– Не парься, я предупредил ее, что он у тебя ночевать останется. – Тэён стряхивает пепел. – И что мы не будем его спаивать, – дополняет с хитрющим взглядом.
– Вот это охуеть мне полегчало.
За первой сигаретой следует вторая; рассвет бесится и затапливает Сеул лучами солнца. Тэён достает что-то из кармана и, наклонившись к Мингю, тянет руки к его шее.
– Что это? – не понимает он, когда чужие пальцы застегивают серебряную цепочку возле его затылка. Приподнимает в пальцах крошечный кулон, который – созвездие Кассиопеи. – Это что? – Мингю врезается взглядом в лицо Тэёна, который просто тихо улыбается.
– Подарок на день рождения, – объясняет он. – Я помню, что ты говорил в тот вечер. И пускай у этого созвездия имя уже есть, зато у другого, которое на него похоже… никогда не будет.
– Я… – Сил продолжить предсказуемо не находится, и Мингю замолкает, беспомощно поджимая губы, когда видит, что улыбка на чужом лице становится шире.
– Это еще не все.
Тэён берет его за руку и вкладывает в его ладонь что-то еще. Пальцы приятно холодит, и Мингю, опустив взгляд, видит в своей руке еще один кулон. Но там изображено неизвестное ему созвездие.
– Я никогда не интересовался звездами, но, будучи знакомым с тобой, сложно не начать. До недавнего времени я даже не знал, что многие созвездия связывают единые легенды. – Тэён подносит ко рту сигарету; выглядит таким неловким. – У гордой царицы Кассиопеи была дочь Андромеда, которую впоследствии решили принести в жертву чудовищу, чтобы спасти страну. И Андромеда приняла свою участь, готовая пожертвовать собой. Но ее спас тот, кто никогда не должен был появиться в ее жизни. Он спас ее, и после этого она обрела счастье.
Мингю медленно шевелит пальцами, разглядывая кулон в своей руке. И когда пальцы сжимают прохладное серебро, под ребрами простреливает. Он внезапно понимает. Понимает настолько отчетливо, что забывает, а как это – дышать. Смотрит во все глаза на Тэёна, который по-прежнему едва заметно улыбается. Небо над его головой становится бледно-лиловым.
– Ты напомнил мне ее. Андромеду, которая решила пожертвовать всем ради всех. – Тэён отворачивается, бросая взгляд в сторону зарева. – И пускай Кассиопея в другом мире лишь отдаленно напоминает ту, что в нашем мире, я все равно чувствую себя перед тобой виноватым. За то,