– Так я и ничего, – пробормотал Паша.
Весна уже полным ходом, тепло, снег растаял, а его простыть угораздило. Паша и не думал ложиться в больницу, до последнего держался на ногах, пока на задницу в полном упадке сил не сел. Даже Тиха понял, что его нужно везти в больницу. Здесь его положили во взрослое отделение, уколы, капельницы, но все это мелочь по сравнению с главным лекарством. Паша смотрел на это белокурое чудо в отглаженном белом халате и точно знал, что не умрет. Казалось, Зоя сбивала температуру одним только своим видом. Смазливое личико, глаза-самоцветы, губы не накрашены, но это и не нужно с таким глубоким и сочным естественным цветом, фигурка всем врагам на зависть, полная грудь, тонкая талия. Перед глазами плыло, палата как в тумане, и одна только Зоя четко в фокусе.
– Вот и держись!
Зоя сама расстегнула пуговицу на его пижаме, просунула длинные с коротким маникюром пальцы под полу. Прежде чем взяться за кончик градусника, провела по груди. Мягко провела, нежно, Паша захмелел от столь крепкого прикосновения. Крепкого по градусу, но нежного по ощущениям.
– Ну вот, уже получше, – глянув на термометр, улыбнулась она.
И, тряхнув им, повернула к выходу. Паша заметил, какими глазами проводил ее сосед по палате, тучный дядька с трехдневной щетиной на обрюзгшем лице. Еще и языком цокнул, выражая свой восторг.
Температура немного спала, Паше действительно стало легче. Но дышать по-прежнему тяжело и слабость не отпускала. Зато удалось заснуть.
Зоя явилась к нему в горячечном сне, зашла в палату, расстегнула рубашку, провела пальцами по груди, затем под мышкой, после чего Паша вдруг оказался без штанов. Зоя провела пальцами по градуснику, который оказался вовсе и не градусником…
Открыв глаза, он вздрогнул, перед ним на самом деле стояла Зоя. И с градусником в руке. Она еще только собиралась измерить температуру. А вдруг сон окажется вещим, вдруг Зоя разденет Пашу догола? От волнения на лбу выступила испарина. Но Зоя лишь улыбнулась ему, подавая градусник. Сам себе под мышку поставит, не маленький. А уходя, она проницательно и как будто с укором глянула на Пашу. Неужели догадалась, что у него на уме?
Как оказалось, Паша волновался зря, Зоя ни о чем не догадалась. Просто не в духе приходила ставить градусник, вернулась в приподнятом настроении, снова нежно провела пальцами по груди, будто извиняясь за небольшую грубость, допущенную ранее. И все равно Паша загрустил. Потому что Зою могли расстроить проблемы с парнем. А может, и с мужем. Паша не заметил обручального кольца у нее на руке, но, возможно, медсестрам запрещалось носить золото на работе. Может, Зоя замужем, и ее сердце занято. Да и в любом случае, она старше Паши лет на пять. Не пара они, а улыбается она ему, потому что медсестра. Сестра милосердия. Из милосердия улыбается ему, а пальцами по груди провела случайно, не придавая тому никакого значения.
Антибиотики действовали, ночь прошла без горячечной лихорадки, а к утру и дыхание успокоилось. Зоя принесла градусник, сама вставила его под мышку, через время вернулась.
– Тридцать семь и четыре! Кризис миновал!
Зоя улыбалась Паше, а сосед по палате откровенно пялился на ее задницу, казалось, глазами поднимал юбку, мысленно лез в трусы. Паша терпел, а когда Зоя ушла, наехал на мужика.
– Я тебе шнифты вырву, падла! Еще раз глянешь на нее!
Его ничуть не смущала разница в возрасте и то, что мужик мог банально раздавить его своим весом. Даже бить не надо, достаточно навалиться на него.
Но тогда завалят его самого. Тот же Рудик может сунуть перо в бок. С ним у Паши давно уже все путем. И все пацаны подпишутся за него, главное, верить в это. А если есть сомнения, долой их из голоса. Когда наезжаешь.
И мужик поверил, что с Пашей лучше не связываться. Этот приблатненный тон, босяцкая наглость, ясно же, что пацан не простой, затаит злобу и отыграется где-нибудь в подворотне.
После утреннего обхода Зоя больше не появлялась. Закончилась ее смена, домой ушла, может, к мужу, может, вечером ее ждет встреча с женихом. Закроются где-нибудь на квартире, включат музыку, сначала будут медленно танцевать, потом он снимет с Зои платье, оставит в одной только короткой комбинации. А потом и вовсе без ничего. Она ляжет на спину, поднимет ноги, согнув их в коленях, он будет гладить обнаженную грудь, нажимая на потаенные струны, выдавливая страстные стоны. Потом он раздвинет ей ноги… Паша сжал зубы и кулаки, чтобы сдержать стон от рвущейся наружу зависти.
А когда его отпустило, он вдруг понял, что хочет вернуться на вокзал к пацанам. До этого момента ему не нравилось потрошить чужие карманы, совесть не то чтобы мучила, но говорила с ним в голос. Сколько раз он порывался остановиться, отойти от дел. Слабенько порывался, но тем не менее… А сейчас желание возникло. Угрызения совести, может, и остались, но в полный рост встал зов природы. Паша и раньше чувствовал себя охотником, но сейчас он видел в этом свое призвание. Не мог он жить без охоты, Москва – его угодья, ему хотелось поскорее оказаться на шумных улицах, где в изобилии водится дичь.
И деньги ему нужны. Шикарно одеться, пригласить Зою в ресторан, пить с ней шампанское, сорить деньгами, а на ночь увести ее в номера, и чтобы гостиничные халдеи стелились перед ними. А там, в номере, они будут медленно танцевать под красивую музыку, он уложит ее на спину…
Выписали Пашу в тот день, когда Зоя заступила на смену. Он выходил из кладовки в своей одежде, а она шла по коридору, вся в белом, как цветущая вишня. Такая же свежая, благоухающая. Пашу она не замечала, как будто вычеркнула его из памяти. Ну да, он же уже не больной, она за него не в ответе. Больше она не будет проводить пальцами по его груди, вытаскивая из-под мышки градусник.
Паша вспомнил, что он не какой-то там сопливый пацанчик, а фартовый вор. Может, ему и не хватало навыков, но дичь он щипал знатно, только за апрель месяц на две с лишним штуки вытащил, на «общак» много отдал, но так за это честь ему и слава. С теткой поделился, но так и себя не обидел, прикид сменил, джинсы, ветровка фирменная, очки-капельки, как у Челентано. И все это сейчас на нем.
– Привет!
Зоя остановилась, в легком недоумении окинула его взглядом.
– Ну да, – кивнула она, давая понять, что узнала.
– А меня выписывают.
Паша вздохнул, и дело не только в том, что его выписывали. Ему катастрофически не хватало уверенности в себе, он терялся, слова давались с трудом.
– Больше не болей! – Зоя перенесла вес на левую ногу, собираясь уходить.
– Э-э… А что вы делаете сегодня вечером? – вспомнив фразу из какого-то кинофильма, спросил он.
– Я?! Вечером?! – Зоя чуть не поперхнулась от удивления.
– Ну да.
Паша чувствовал себя огрызком свечи в горниле печи. И горел он, и плавился, растекаясь соплей.
– Сегодня я на смене.
– А завтра?.. Могли бы в ресторан, ну мы, с вами.
– Не надо нукать! – Зоя вдруг по-учительски свела брови к переносице. – Говори четко