– Это… Эрна Тармин? – собственный голос, привычно измененный артефактом, на этот раз я едва узнала – из пересохшего горла вырвалось хриплое карканье.
– Разумеется, – сухо кивнул Рэмвилл. – Ее опознали родные.
– Тогда… – мысли вихрем кружились в моей голове, перебивая друг друга. – Ваш некромант точно не дозовется на озере Юну Эйфил. И… время смерти не может быть около десяти часов. Более суток назад эта девушка была уже мертва.
В самом деле, ведь та девушка мне так и не представилась и не ответила на мой вопрос об имени. Я решила, что это Юна, потому что надеялась разыскать Эрну живой.
Рэмвилл был не прав, когда обвинял меня, и я зря казнилась, думая, что именно моя слишком заметная суета заставила преступника избавиться от Эрны. Эрна была мертва уже тогда.
А ведь я могла догадаться! Девушка определенно была безумна. А судя по рассказу старого Грига, Юна была вполне в себе и казалась окружающим сумасшедшей только потому что разговаривала с призраками. Зато Эрна всего боялась и постоянно кричала – похоже, дар в самом деле свел ее с ума.
Остался самый главный вопрос.
– Во что она была одета?
*
Снова заговорила я только когда дверь кабинета Рэмвилла захлопнулась за нашими спинами. Собраться с мыслями до сих пор не удавалось, а потому говорила я довольно сумбурно.
– Почему может так отличаться время смерти? Если она была мертва… что если на тело наложили какое-то замораживающее заклятие, вроде стазиса? Специально, чтобы запутать следствие. Ведь от времени смерти зависит то, на какое время преступнику нужно алиби…
Я едва ощутила, как мужчина мягко взял меня за плечи, подвел к креслу и усадил в него. После выглянул в приемную и что-то сказал своему секретарю, а затем снова закрыл дверь.
– И платье. Это серое платье было на призраке, понимаете? Если бы она просто сбежала, заблудилась и утонула, призраком она была бы одета или в привычную больничную ночную рубаху, или в любимую одежду, а не в то, в чем ушла…
Все так же путаясь в словах, я рассказала, почему по-разному выглядят призраки.
Рэмвилл, присевший передо мной прямо на край своего стола, с интересом слушал.
В дверь деликатно постучали. Глава доревилльской полиции поднялся, приоткрыл дверь и взял протянутую секретарем чашку, исходящую горячим паром. Снова запер кабинет.
И протянул мне чашку.
Я отхлебнула горячий напиток, едва ощущая вкус. Кажется, это было какао.
И едва не облилась, только сейчас обнаружив, что у меня дрожат руки.
Рэмвилл тактично сделал вид, что не заметил этого, и снова присел на край стола.
– Почему вы думаете, что это же не может быть и ее любимое платье? – уточнил он, как будто даже не пытаясь мне возразить, а уточняя. – Может, она специально нарядилась для побега. И призраком вернулась в нем по той же причине.
– А вы его видели? – я скептически фыркнула. – Вы видели этот жесткий воротничок? А это серое сукно?
– Полагаете, оно недостаточно… хммм… нарядное?
– Да нет же, оно просто неудобное! Хотя… пожалуй, вы тоже правы. Одежда может быть любимой, если в ней удобно или если она красивая. Хорошо бы и то и другое, но эта привилегия только для мужчин, – я покосилась на свой жилет. – Но здесь ни то ни другое. Оно скучное и очевидно неудобное – зато весьма приличное. Это платье явно выбирала ее матушка, а то и гувернантка. И, значит, призрак оказался в нем только потому, что именно в нем девушка погибла. И, значит, это точно была насильственная смерть!
– Интересно, – мужчина потер подбородок. – Надо же… должен признать, вам удалось меня удивить. Женский взгляд, оказывается, может быть весьма полезен.
Я снова фыркнула. Да уж… некромант-мужчина, даже увидев это платье, вряд ли мог бы сделать о нем какие-то выводы. Для этого надо попробовать походить в такой конструкции!
Во всяком случае, я точно знаю, что когда-нибудь, когда я умру и вернусь к своим близким, чтобы утешить их перед тем как уходить навсегда, я буду одета… во что-нибудь домашнее. В чем легко дышать и что нигде не давит и не впивается. Даже если дышать мне будет уже не нужно.
Хотя, пожалуй, мужская одежда тоже вполне подойдет.
– Главное – что мы можем уверенно считать, что это было именно убийство, – заключила я. – Несмотря на отсутствие следов борьбы.
– Пожалуй, полное отсутствие прижизненных повреждений тоже говорит в пользу этой версии, – задумчиво добавил Рэмвилл. – Ведь если бы девушка упала в воду, она могла подвернуть ногу на берегу, ссадить кожу при падении, она бы барахталась и за что-нибудь цеплялась. А она совершенно цела, как будто ее сначала усыпили…
– Или погрузили в стазис! – осенило меня. – И сняли его, когда девушка оказалась под водой!
– Она рефлекторно вдохнула – и легкие наполнились водой мгновенно! – подхватил мужчина, в глазах которого начал разгораться огонек азарта. У меня возникло ощущение, будто мы перебрасываемся мячиком для пинг-понга, подхватывая мысли друг друга. – А после тело извлекли и снова погрузили в стазис.
– И, значит, мы либо имеем дело с магом-целителем или бытовиком…
– Либо, что куда вероятнее, снова с артефактами или запрещенными ритуалами, – невесело хмыкнул Рэмвилл. – Но тот факт, что девушка не в больничной одежде, говорит о том, что собиралась она все-таки сама. Просто надела то, что было у нее в палате. Скорее всего, платье, в котором ее привезли родные. Если бы ее переодевали силой, остались бы следы.
На секунду возникла пауза. Я глубоко вдохнула, грея руки о горячую чашку.
– Письма, – напомнил бесплотный голос откуда-то из воздуха. Проявляться дядя Рэндаф не стал. Однако я поняла, о чем он.
– Старый призрак из дома скорби сказал, что и Юна, и Эрна постоянно читали какие-то письма, – медленно проговорила я. – Но Юна была сиротой, которую даже никто не навещал. Кто мог бы ей писать? Что если их обеих каким-то образом выманили – и сбежали они самостоятельно? Кто-то втерся в доверие каждой из них, писал письма…
– Письма еще должен был кто-то передавать, – нахмурился мужчина. – Кто-то из сотрудников.
– А значит, этот кто-то и помог им сбежать, – подхватила я, озвучив уже очевидное.
– И