Мёртвые легионы, под командованием умелых некромантов, выигрывали Дэсарандесу немало кровопролитных боёв.
С собой он, правда, некромантов почти не взял. Без своих мертвецов они слабы, а император не дурак — понимал, что поход может затянуться на срок более чем в два года. А значит, шедевры артефакторики будут брошены.
И хорошо, что не взял. И так с трудом сумели отбиться.
Здесь же были наскоро поднятые хрупкие костяки. Они ломались, рассыпались, обращались в костяную пыль. Пошатнувшийся боевой дух врага воспрянул вновь.
— Похоже им суждено снова пережить поражение, — вздохнул я.
Даника тоже вздохнула:
— Они дали нам немного времени. Позволили отдышаться, глотнуть вина из фляжки, утереть пот, перезарядить ружья и крепче схватить меч. Этого хватит, чтобы выдержать ещё один раунд.
— Твоя правда. Могло не быть даже такого.
— Не забывай, Изен, — взглянула она на меня своими широко открытыми глазами, — если бы они победили в той, давней войне, то поступили бы со своими врагами точно также… — девушка быстро заморгала. — Мало в людях добра. Очень мало.
Это прозвучало дико в устах такой молодой девчонки.
Нельзя забывать о памяти. О том, что она не первая и, скорее всего, не последняя. Её голосом говорят поколения колдунов.
— Чем меньше его, тем ценнее, — пожал я плечами.
— Не следует искать его на поле боя, маг, — нахмурилась Даника. — Битва любит безумие и ярость, никак не милосердие. Она несёт ужас, столь старый и тёмный, что он обжигает даже землю. А ты, мой избранник… — девушка едва уловимо улыбнулась, — не закрывай глаза, потому что мы ещё не закончили.
Она стремительно развернулась и обратилась вороной, стремительно скрывшись где-то вдали — на другом берегу, за полосами пыли и поднимаемых беженцами брызг.
Пока мы живы, — подумалось мне, — мы можем всё поменять в любой момент, в любую секунду. Просто уйти. Просто начать заново. Обрезать волосы или бороду, набить морду тому ублюдку, который всегда раздражал, признаться любимой женщине, даже если она не знает о твоём существовании. Мы можем жить. Так, как хотим. И отвечать за всё, что сделаем. А они… мёртвые… уже этого не могут. Им остаётся только одно — лежать в земле. И повезёт, если найдётся человек, который придёт к могиле, смахнёт пыль с камней и расскажет, как у него идут дела. Признается в том, что не успел сказать при жизни.
Жизнь — величайшая награда. Самое ценное, что есть. И сейчас мы жертвуем собой, чтобы спасти других. Убиваем врага, ровно как те, поднятые трупы, лишь бы не дать ему добраться до нашего народа.
Я опустил голову, а потом сморгнул непрошеную влагу. Всё, Изен. Соберись. Ты отдохнул и остыл. Пора.
Посмотрев на немного уменьшившуюся колонну, я перевёл взгляд на солнце, которое приближалось к горизонту. День понемногу уходил, а переправа в самом разгаре. Даже здесь мне слышались вопли тех, кому не повезло сорваться в глубину опасных вод: детей, женщин и стариков. Самых слабых представителей колонны. Эти люди соскальзывали и уже не появлялись над водой — уходили куда-то вглубь, навсегда скрываясь под волнами. Не оставалось даже эха.
Всадники Нарвина пытались хоть как-то контролировать их: удерживать по краям и давить панику, организовать хотя бы подобие порядка. Они вели себя словно опытные пастухи: гнали вперёд стадо безмозглого скота, пользуясь при этом длинными жердями: не давали разбегаться, лупили по плечам и ляжкам, периодически приходилось и по лицу.
Беженцы боялись их, а завидев, пытались втянуться в толпу, сомкнуть ряды, организоваться.
— Хоть здесь Нарвин не оплошал, — проворчал я, наблюдая эту картину.
Встряхнувшись, обернулся к полю боя. Ратники снова были на позиции, всего в нескольких метрах от нашего куцего строя. Инсурии впереди успели заменить огнемёты с закончившимся боезапасом на массивные топоры. Среди сайнадов появились плёнки барьеров. Ага… маги…
Строй обрушился на строй. Зазвенели мечи, послышались глухие удары по затрещавшим щитам. Где-то раздавались куцые оружейные выстрелы: патроны и порох успели закончиться. Ружья отбрасывались в сторону и заменялись на нечто более подходящее для ближнего боя.
Я шагнул вперёд, а потом начал, экономя силы, стрелять «каплями», целя по офицерам или самым опасным на вид противникам. Высоким, массивным, с перекошенной от ярости физиономией — такие всегда были, это факт, но также фактом являлось и то, что вид их падения всегда позитивно влиял на бойцов противоположной армии.
«Капли» стремительно собирали кровавую жатву и почти не знали ни промаха, ни неудачи. Изредка кто-то умудрялся увернуться — скорее случайно, нежели осознанно. Пару раз было так, что чужой барьер сбивал мою волшбу, было и такое, что противник владел антимагическим амулетом — жуткая редкость для обычного солдата и не столь большая для офицера, которых я тоже стремился выбивать.
Тратить время на копошение в земле, выискивая должный запас камней — слишком затратно. Я не мог позволить себе подобное, но не мог и применить нечто масштабное. Не сейчас. Предчувствие гласило, что силы ещё понадобятся мне. Да и вообще — надоело в конце каждой крупной схватки валяться без сил, пытаясь выхаркать собственные лёгкие в горячечном бреду.
Огромный огненный шар сайнадского колдуна удалось сбить потоком воды — прямо над головами ратников, отчего те завизжали, когда облако пара упало на их головы.
— Успел… — выдохнул я.
— В очередной раз подтвердил свою божественную избранность, Изен, — откуда-то вылез Лотар. На скуле мужика красовался шикарный синяк, но в целом вид был, хоть и потрёпанный, но целый.
— Смешно, сержант, — проворчал я.
— Но я не смеюсь! — даже возмутился он.
— Обычно смеются лишь над тобой, — влезла в наш разговор Килара. Женщина потирала руку, на которой красовался неснимаемый «божественный» браслет и негромко ругалась себе под нос.
— Заткнись, капрал, — раздражённо покосился на неё Лотар.
— Есть, сэр, — ехидно выдала она. — Что прикажете ещё? Может победить все врагов?
— А ты разве не делаешь это прямо сейчас? — хмыкнул я.
— Пытаюсь, сэр.
— Приказываю пытаться лучше! — добавил сержант.
— Есть, сэр! — вытянулась женщина.
— Заканчивайте свои игры, что как дети малые? — закатил я глаза на эти игры.
— А ты не замечал у них особой, взаимной тяги? — в разговор вступила Дунора.
— Правда? — улыбнулся я.
— Дунора! — возмутилась Килара.
— Это правда, капрал? — поморщился Лотар. — Вынужден отказать. И попрошу держать свои загребущие ручонки при себе, — закончив, сержант развернулся и направился к другой кучке Полос, которые замерли возле небольшого ящика, вытаскивая из него пули для ружей.
— Вот таракан усатый, — фыркнула Килара. — В кое-то веки сумел отыграться словесно. А всё из-за тебя, Дунора!
— Надо ведь напоследок сделать мужику приятно? — пожала та плечами.
— Напоследок? —