Александру было приятно ощущать товарищей рядом, тоска и отчаяние отступили. Он чувствовал, как внутри растет сила и убежденность. Он не один борется за правое дело, он часть маленькой лесной армии. От тепла крепкого Зоиного плеча, что сидела рядом, Канунникова начало клонить в сон. Спорящие негромкие голоса, треск затухающего костра, аромат крепкого чая в руках согревающихся после еды беглецов – все слилось в приятный мирный шум. Веки тяжело опустились, и лейтенант уплыл в легкую дрему. Кто-то накинул ему на плечи теплое пальто, шикнул на остальных:
– Тише, Саше отдохнуть надо.
Сорока озабоченно спросил:
– Как же мы все разместимся? В шалаше и землянке не хватит места.
Канунникову хотелось возразить в ответ, что так спокойно в этой тесноте, рядом с людьми. Не с заключенными, не с пленными бойцами, а с людьми, живыми и обычными. Но губы только растянулись в тихой улыбке.
Проснулся он от шелеста старческого голоса:
– Саша, Саша, нам пора в штетл к нашей знакомой.
Лейтенант сонно завертел головой, не понимая, где он. Кругом темнота, колется хвоя, по ногам тянет сыростью.
– Зачем? Где все?
Якоб был упорен:
– Идемте, Саша, идемте. По дороге объясню.
Канунников поднялся с теплого места, оглянулся на темный лагерь: костер совсем потух, женщины замаскировали его сверху мхом; шалаша и входа в землянку не видно за ветками деревьев, будто и нет здесь партизанского отряда.
Баум уже двинулся мелкими шажочками за границу их полянки:
– Саша, поторопитесь, мы ведь партизаны, а не какие-то люфтменш. У нас важные дела. Отряд постановил, что мы должны получить информацию. Пани Агнешка нам сможет помочь, разузнать, когда немцы ожидают состав с инструментами и снарядами. Еще посетим Анджея, товарищи инженеры составили огромный список того, что им понадобится для изготовления туфель.
– Каких туфель? – не понял лейтенант.
Якоб восхищенно цокнул:
– Все-таки какие ясные головы у наших советских инженеров, за час они придумали чудесный аппарат. Если взрывать, то это не повредит пневмошланги, состав успеет затормозить, оставив груз целым. Так эти идише коп придумали хитрый кунштюк, который отправит паровоз под откос и с ним все вагоны. Даже схему. Простецкая штука: клин на болтах, а какая мощность! Туфля, сапог, то есть нет, старая моя голова. Башмак! Ваш старый друг тоже не идише кецл, предложил взять у Анджея керосин и поджечь все вагоны. Если там фашисты везут снаряды, то такой будет гвалт! Поджарим немецкие зады. Хороший замысел. Никто не спит, ваш командир с сыном отправились на разведку, он хочет найти отрезок, где лучше всего спустить состав. Женщины караулят лагерь. Товарищи инженеры отдыхают, после концлагеря нужно время, чтобы прийти в себя. А мы с вами вот идем снова к врагу в пасть. Не стал бы я вас беспокоить, сходил бы к пани Агнешке один. Такой старик, как я, гестапо неинтересен. Но ноги, ноги подводят, совсем не слушаются. Эх, раньше молодой Баум так отплясывал хаву нагилу, что дрожали стены. Жизнь прошла, как один день, Саша. Я и не заметил, как состарился.
От волнения старик Баум говорил и говорил, засыпая спутника воспоминаниями из своей жизни. От его болтовни только рядом с ровной чередой заборов Канунников понял, что окна в доме Агнешки полностью темные. Он с сомнением указал старику на черные квадраты – в доме никого нет. В ответ Баум покачал головой:
– Пани аптекарша должна быть там. Сегодня среда, по средам приходит посылка с порошками для аптек проходящим поездом из Варшавы.
Александр кивнул в ответ, обвел тяжело дышащего старика взглядом и предложил:
– Я приведу ее сюда. Чтобы соседи нас не увидели.
Якоб сокрушенно покачал головой:
– Во что превращаются люди. Доносить на соседей – этого никогда не бывало.
Саша его уже не слушал, он пригнулся как можно ниже, чтобы редкие кусты скрыли его высокую фигуру, и двинулся осторожно вдоль ограды. Оказавшись на задворках дома, Канунников легко перемахнул через заборчик. Прислушался – собаки молчат, не слышно скрипа дверей или чужих шагов.
Вдруг краем глаза он успел уловить движение фигуры рядом с сараем. Канунников рухнул в пожухлую траву, пытаясь скрыться от случайного свидетеля, в это время ветерок донес до него аромат знакомых духов – Анна!
Он тихо позвал:
– Анюта!
Фигурка кинулась в его сторону:
– Саша! Я шла на болото! Хотела оставить вам записку. У немцев страшный переполох, даже в поселке все говорят о сбежавших пленных.
– Да-да, все получилось! – Он не мог сдержать рвущийся наружу восторг. – Мы помогли троим инженерам сбежать из плена. Вы мне помогли, вы молодец, не растерялись при встрече. Идемте, там ждет нас Якоб.
Женщина кивнула, взяла парня за руку и потянула за сарай. Там она сдвинула доску в заборе и нырнула в открывшуюся щель, спутник последовал за ней. От волнения Анна то и дело сжимала его руку, приходилось передвигаться без единого слова, прислушиваясь к каждому звуку, что доносился со стороны домов.
Как только они оказались на краю леса, из кустов к Анне поспешил Якоб:
– Пани Агнешка, барух ашем! Как я рад вас видеть!
Анна порывисто обняла худые плечи старика и вдруг затряслась в рыданиях:
– Якоб, они… они… Анджей!
Баум растерянно гладил плачущую женщину по плечу, терпеливо ждал, когда она сможет говорить. Острое лицо его вытянулось в предчувствии ужасной новости. Канунников окаменел от страшной догадки: его опасения все-таки сбылись. А они не подумали, как обезопасить Анджея от гестапо, как сделать так, чтобы его не сделали виновным в побеге заключенных. Ведь именно лавочник порекомендовал нового плотника для работы на станции, а тот пропал вместе с пленниками. Но ведь лавочник – уважаемый человек в поселке!
Баум погладил мягкие кудри:
– Ну же, Агнешка, что случилось? Анджей в гестапо? Его отправили в лагерь?
Анна подняла заплаканное лицо и прошептала:
– Его повесили на площади перед германской комендатурой. Жителям запретили вынимать тело из петли. Он висит там с табличкой «предатель» на груди. С самого утра. Фашисты не дают его похоронить. Но о вас не знают – мне бы рассказали… Он не выдал.
– Не выдал… – эхом откликнулся Саша, а Баум на миг вскинул вспыхнувшие гордостью глаза к небу.
Молчание придавило всех троих, старик застыл, будто от удара, Агнешка по-прежнему жалась